Семён Ласкин - Саня Дырочкин — человек общественный

Затем Тим подъехал к Буршу и Даме. Старики важно сошли в коляску.

Мотоцикл взревел и укатил с манежа.

— Ну как, Дыркин! — с восторгом пихнул меня Севка.

— Нормально, Бочкин!

Мы посмеялись.

— А Васька парень с характером! — заметил Юрий Петрович. — Я не хотел бы остаться с ним с глазу на глаз.

К нам подошёл Кулеметов, поздоровался и присел на бархатный валик манежа.

На его лбу блестели капельки пота. Видно, устал дрессировщик.

— А ваш Тим просто гений! — воскликнул дедушка Фешин.

— Прекрасный медведь! Умница! — поддержала его мама.

Гафур благодарно нам улыбнулся.

— Тим, конечно, блестящий артист… Но не скрою, что месяца два назад мы чуть не потеряли его для цирка…

— Как?! — закричали мы хором. — Почему? Этого быть не может!

— Расскажите! Что же случилось?!

— Видите ли… трюк у Васьки только стал получаться, но ещё недавно даже я в успех тигра не верил. Репетировали подолгу и однажды перебрали своё время, задержали других артистов…

— Ничего удивительного в этом нет! — сказал Юрий Петрович. — Когда бьёшься и не выходит, время летит незаметно.

— В том-то и дело! — подтвердил Гафур. — Но в тот день администратор цирка, человек пустой и недобрый, пришёл на работу пьяным.

Кулеметов вздохнул.

— Для цирка это ужасно! Медведи буквально звереют от запаха зелья…

— И что же случилось? — не выдержал Севка.

— Администратор вышел и грубо потребовал освободить манеж. Он громко ругался, топал ногами. Ни я, ни униформисты не заметили, как Тим оказался рядом. Секунда — и медведь уже мчался с администратором в охапку — униформисты даже не успели включить брандспойты — и выбросил администратора… в ящик с опилками, там у нас место цирковой помойки.

Полина Герасимовна мрачно сказала:

— Сто́ящего человека зверь в помойку не бросит. А вот пьяницу? Глаза бы мои на них не смотрели!..

— А я уже не пью, — крикнул в сердцах Василий Иваныч. — Ненавижу эту гадость!

Полина Герасимовна просияла.

Меня подтолкнул локтем Байкин. Мы многое знали, но говорить не имели права. Мы умели молчать — и этим гордились.

И тогда Екатерина Константиновна громко сказала:

— Хорошего человека зверь никогда не обидит!

— Конечно, — согласился с бабушкой Севка. — Мы это знаем по поведению наших собак и кошек.

Севка имел в виду Барсика, Мотьку и Феньку.

Подошёл пустой трамвай. Мы с Севкой сразу заняли места впереди.

У всех на душе продолжался праздник.

— Ап! — скомандовал трамваю Севка.

Трамвай сразу же подчинился. Захлопнулась дверь, вагон стремительно полетел по рельсам.

— Это наш собственный трамвай, — сказал Мишка. — И мы можем повернуть его куда хотим, чтобы долго кататься по городу.

А Люська сказала, что мы больше никого в наш трамвай не пустим, так как мы этот трамвай откупили, заплатив в кассу, и теперь можем ехать домой без остановок.

А Федя сказал, нет, раз это наш собственный трамвай, то лучше всюду делать остановки и собирать людей, которые куда-то спешат. И этим оказывать им помощь.

А Татка сказала, что хотя трамвай и пустой, но будет отлично, если мы всем вошедшим станем уступать место.

А я возразил, зачем же уступать место вошедшим, если вокруг только свободные места.

Все стали смеяться над Таткой, но Татка сказала:

— А всё равно тем, кому вы уступите место, это будет приятно.

И она тут же встала и уступила место вошедшей на остановке старушке.

— Спасибо! Какая ты молодец! — похвалила старушка Татку и, подвинувшись, попросила Татку посидеть рядом. Так они и ехали дальше вместе: старушка и Татка.

На следующей остановке и мы уступили свои места. Трамвай из нашего превратился в общий.

Мы продолжали веселиться уже стоя, а Екатерина Константиновна, Полина Герасимовна и мама то и дело напоминали нам, что мы находимся в общественном месте и кричать неприлично.

— Почему же неприлично?! — заступились за нас люди, которым мы уступили места. — Идут каникулы. И пусть ребята весело отдыхают. Что может быть радостнее детского шума?!

В пятнадцать часов тридцать первого марта вся звёздочка собралась у проходной Металлического завода. Только началась вторая смена, в бюро пропусков было тихо.

Удалов Пётр Петрович вышел к нам в чистом синем халате, в клетчатой коричневой рубашке и в галстуке. В руке он держал жёлтую картонку-пропуск.

Контролёр — молодая тётя в тужурке, подпоясанной солдатским ремнём, — забрала пропуск, пересчитала всех нас и спросила: