Янка Мавр: ТВТ. Повесть

И он поставил ботинок рядом с ногой. Затем старательно стал прощупывать рукой внутри ботинка и, наконец, радостно вскрикнул:

— Есть!

— Как? Где? — удивились мать и Нина. — Как же он мог исколоть до крови ногу, если его и самого не найти?

К Толе сразу же вернулась самоуверенность. С важным, авторитетным видом он объяснил:

— Край стельки оторвался и загнулся, он пружинит, и гвоздь высовывается только тогда, когда сильно нажмешь на стельку. А вы и этого не догадались сделать.

Мать проверила. Так оно и есть.

— Нужно что-нибудь сделать — загнуть гвоздь, что ли, — сказала мать. — Может, ты, Толя, починишь?

— Сапожному ремеслу я не учился, — презрительно отвечал Толя.

— Неужто это такое хитрое дело — загнуть гвоздь?

— Смотря где и какой. С молотком к нему не добраться, не ударишь по нему. А у сапожника имеется и рашпиль, и разный инструмент.

Мать еще пощупала и пришла к выводу, что и впрямь молотком с этим гвоздем не справиться. Сидит он где-то там далеко и глубоко, — как по нему стукнешь?

— Придется нести к сапожнику, — вздохнула она. — Возьми, Толя, отнеси.

— А почему не она сама? — огрызнулся тот. — Всё я да я!

Да ты же видишь, что у нее!

— А что она, ляжет в постель и ходить не будет? У нее ведь есть старые ботинки.

— Ну ладно, ладно, я сама отнесу! — вмешалась Нина. — Не нужно его одолжений!

— Тем лучше, — согласилась мать. — Пока отец придет обедать, ты уже будешь дома.

Нина собралась и пошла. А Толя вернулся на свое место и снова принялся за чтение, или, лучше сказать, за упражнения со стулом.

… Нина вышла на улицу, прошла квартал и остановилась у дверей, над которыми висела вывеска: «Мастерская обуви Кожпромсоюза».

Вошла, обратилась к приемщику, но ей ответили:

— Мы шьем только новую обувь, а в ремонт не принимаем. Для этого есть специальные мастерские.

Нина вышла — и не знает, куда ей направиться. Хотела было вернуться, спросить, да не решилась. Постояла, подумала и медленно побрела по улице, рассматривая вывески.

Прошла одну улицу, вторую — нигде не видно мастерской, в которой ремонтируют обувь. Стала присматриваться, у кого бы спросить, но никак не могла осмелиться: один слишком важен и серьезен, другой чересчур озабочен, у третьего очень суровый вид. А когда, наконец, обратилась к одной приветливой женщине, то та ей дружелюбно ответила:

— Не знаю, деточка!

Долго скиталась Нина, пока всё же не наткнулась на нужную ей мастерскую.

С большой радостью вошла она в двери. Там работало много мастеров, но еще больше было заказчиков. Мало ли было в городе мастерских, или уж день такой выпал, но только собралась целая очередь к мастеру, принимавшему заказы. И Нина вынуждена была встать в очередь.

Стоит, а есть так хочется! Еще когда она пришла из школы, хотелось есть, ждала обеда, а теперь вон столько прошло времени, и неизвестно, сколько еще пройдет. А дома, наверное, уже обедают…

Однако и дома с обедом всё вышло не так просто.

Отец, как всегда, пришел домой ненадолго. У него постоянно какие-то там балансы, отчеты, сметы. Толя соскочил со стула, придвинул его к столу, так как собирались обедать, и стал показывать отцу свои отметки. Не видел, бедняга, что тот самый дерзкий винт, который собирался выпасть из стула, воспользовался случаем и упал на пол. А второй уже наполовину торчал наружу. ..

Отец посмотрел ведомость, погладил бородку и, довольный, сказал:

— Старайтесь, старайтесь, детки! А где Нина?

— Ботинок понесла чинить. Сейчас придет.

— Ну, мать, давай скорее обедать, я спешу!

Бодрый, довольный, подошел он к столу и тяжело опустился на стул. И вот тут-то случилось такое, чего Толя не забудет всю жизнь.

Стул крякнул, покосился — и отец полетел на пол!

Дородный, почтенный папаша, с бородкой и усами, такой серьезный и важный, полетел вверх тормашками, словно какой-то мальчишка, смешно взмахнув руками и задрав ноги так высоко, что задел тарелку и, наконец, грохнулся на пол, как слон, так что вся комната затряслась.

Мать вскрикнула не своим голосом, а Толя побледнел и прирос к полу. В глазах помутилось, отец и стол будто поплыли от него и стали маленькими-маленькими. Отец медленно поднялся и уставился на Толю грозным взглядом.

Толе казалось, что наступила долгая, жуткая, тихая ночь.

— Это ты?! — послышался, наконец, зловещий шепот, и отцовская рука сжала спинку сломанного стула.

Толя втянул голову в плечи. Мать бросилась к отцу. Тот, тяжело дыша, всё смотрел на Толю. Затем, растягивая слова, произнес: