Ольга Ванина - Котрус. Бесшумный Взрыв

На пристани стояли лавочка и небольшой столик, а на берегу – большой мангал, сложенный из кирпичей – Кардигановым явно нравился отдых на природе.

К тому же, бабушка с дедушкой были людьми старой закалки – в целях воспитания они приобщали детей к труду: Даня с первых же дней каникул отводил на пастбище и приводил с него старого орловского рысака Графа, а сестра – корову Ночку, чёрную от кончика носа до хвоста. Характер у Ночки был Иннин, хотя с ней скотина вела себя покладисто, как хорошая собака.

Пёс, кстати, у Кардигановых тоже был: огромный, слюнявый и тупой, как канимарийские комедии: сенбернар-подросток Джок. Щенок от души облизал меня при первой встрече. Я выгнул спину, зашипел и дал ему на всякий случай по носу. Разумеется, не выпуская когтей. Ну… чтобы знал своё место… Я, между прочим, не испугался. Правда-правда. Ни капельки. А глаз у меня… так он всегда дёргался. Немного.

Бррррр, какая же гадость, эти слюни! Пойду лучше к пристани и искупнусь.

Я разбежался и плюхнулся в речку. Брызги разлетелись во все стороны, а вода сомкнулась над головой. Какое же это блаженство! И сразу же захотелось принять свой привычный котрусовый облик! Но именно в этот момент кто-то за шкирку потянул меня наверх.

– Эй! Что за нафиг! Я же купаюсь! – вопил я, ощущая, как чья-то хватка постепенно ослабевала.

– Так, стоп, разве ты не тонул? – спросило приятное контральто, когда вытащило меня из воды.

Моей «спасительницей» оказалась красотка породы корниш-рекс с короткой густой шёрсткой рыжего цвета. Обычно представители её породы лысые от кончика носа до хвоста, а тут такая симпатичная разновидность. Метис, наверное.

– Нет, просто решил искупаться.

– Ты очень странный, – удивилась кошечка. – Ну ладно, наслаждайся, – хмыкнула она и поплыла к берегу.

– Стой, а как тебя зовут? – крикнул я ей вслед.

– Синнемон [10] Cinnamon – по-английски «корица». Хозяева так назвали кошечку из-за коричневато-рыжего окраса шерсти, который походил на упомянутую специю. , можно Син.

– А я Рембо. Мы ещё увидимся? – зачем-то поинтересовался я.

– Конечно, мы же соседи, – бросила в ответ киса.

Я поплавал ещё минут двадцать и направился к пристани. Но только я вылез из воды, как в меня угодил яблочный огрызок – да прямо в ухо! Вот те на! Сейчас ведь даже не сезон! Но кто посмел?!

В нескольких метрах от пристани стоял возмущённый пятнистый кот-абориген – порванная мочка уха, расцарапанная мордаха, коричневый ошейник. «Ясно, домашний, не бродяга», – успокоился я.

– Сим… Сих… Сименон, – не мог выговорить местный.

– Может, Синнемон? – предположил я.

– Да! – сначала обрадовался кот, но тут же насупился: – В общем, умник, она моя девушка. Сунешься к ней ещё раз…

– Что-то она про тебя не рассказывала, – парировал я.

– Я тебя предупредил, – угрожающе выгнул спину кошак и зашипел, как змея под прессом.

– Да, конечно, – кивнул я и жестом велел реке обрызгать его – так, самую малость.

Река послушалась меня, потому что мы, котрусы, умеем управлять водой – по крайней мере той, которую видим. Правда, кот не оценил прелести водных процедур.

Правду говорят, что земные кошачьи не любят купаться. Надо будет учесть на будущее.

Ночью, дождавшись, когда все заснут, я решил ещё раз испытать Заклинание Мерцающего Когтя.

Сначала меня крутило и мотало в водовороте портала, а после я оказался в мрачном безрадостном измерении: на уши безжалостно давила тишина – ни голосов птиц, ни шелеста листьев, ни каких-либо звуков. А ведь я в лесу! Пусть тёмном и мрачном, но всё же. Такое ощущение, будто кто-то накрыл эту землю огромным звуконепроницаемым куполом.

Предгрозовые тучи сереющего неба уныло глядели свозь ветви и листья деревьев. По траве стелился молочный туман.

Именно здесь я умудрился потерять Магический Скипетр Котрусов?! Как?! Как я его не удержал?! Где искать пропажу?

Я был расстроен, но понимал, что нужно просто идти вперёд и надеяться, что семейное сокровище даст о себе знать. А что? Откликаться на зов – обычное свойство муррринийских артефактов. Ещё бы знать, как это работает…

– Уху! – послышалось откуда-то сверху.

С ветки на меня смотрела сова. На её пожелтевшей голове-черепе не осталось ни лоскутка плоти. Мёртвая-живая птица сверлила меня взглядом.