Анатолий Вершинин - Озеро Черного Дракона

За окнами стояла глухая, беззвездная ночь. Висящий на позолоченных цепочках фонарь был обтянут красным шелком, и в комнате царил таинственный полумрак. Золотой павлин, нарисованный на красном лаке сундучка, казалось, ожил и предостерегающе поглядывал на помещика. Насторожились, будто к чему-то прислушиваясь, вышитые на ширме драконы…

Помещичий дом - старый, большой - был на три четверти пуст. В нем, кроме Чинь Вана, жили лишь его сестра, старуха родственница да несколько слуг. Бесшумно пробираясь по дому, Чинь Бан поминутно вздрагивал от каждого шороха, от шелеста деревьев за стенами, от поскрипывания пола под ногами.

А вот и комната, где он беседует с духами предков. Она тускло освещена мерцанием светильника. Его отблески дрожат на черном лаке пузатого алтаря, инкрустированного узорами из слоновой кости.

Помещик опустился перед алтарем на колени, смиренно наклонил голову и постарался заставить себя думать о предках. Но мысли не слушались его. Отовсюду ему продолжали мерещиться шаги крадущихся врагов, подозрительные шорохи за спиной. Он зажег перед табличками с именами предков курительные свечи и с нетерпением ждал, когда они догорят. Ему не терпелось возвратиться в свою уютную спальню.

Но Чинь Бан не успел даже подняться с колен. Чья-то тяжелая рука вдруг легла на его плечо, и от одного этого прикосновения он чуть не умер.

Ему показалось, что он проваливается в бездну. Нужно было немедленно закричать, заколотить руками об пол, чтобы поднять на ноги весь дом, но он словно одеревенел от страха. А через несколько мгновений во рту Чинь Бана уже торчал кляп и (руки были связаны. Дрожа от страха и выпучив глаза, Чинь Бан безмолвно разглядывал связавших его людей. Перед ним стояли - помещик не поверил своим глазам! - смиренный батрак силач Ло и крестьянин Нгуен, арендовавший у него землю! Он мог бы заподозрить кого угодно в злонамеренных мыслях против себя, но только не этих двух людей!

Пока Нгуен и Ло связывали ноги Чинь Бану, оцепенение и страх, охватившие его, уступили место ярости. Кто позволил этим грязным ублюдкам войти ночью в его дом?! Как осмелились они дотронуться до него своими грязными руками?!

Если бы не веревки, врезавшиеся в тело, Чинь Бан подумал бы, что все это происходит во сне. Он попытался что-то вымолвить, по из-за плотного кляпа стал задыхаться. Тогда он начал изо всех сил барахтаться, пытаясь хотя бы ударить йогой кого-нибудь из врагов, но Нгуен и Ло не обращали на это никакого внимания.

- Ну и боров! - покачал головой Нгуен, пытаясь сдвинуть Чинь Бана. - И не поднимешь его один!

- Не мешай-ка мне, - сказал тогда Ло. - Я его в последний раз на себе понесу…

Нгуен закряхтел, помогая Ло взвалить помещика на плечи, и вышел первым, чтобы оглядеть двор.

За воротами усадьбы стояли еще три человека с ружьями, но Чинь Бан не разглядел в темноте их лиц.

Дойдя до берега реки, люди остановились.

Чинь Бану развязали ноги, вынули кляп изо рта.

- Слушай, Чинь Бан! - сурово обратился к нему Нгуен. - Мы не будем перечислять всех преступлений, которые ты совершил перед народом.

Не за них народный суд приговорил тебя к смерти, а за более страшное…

Помещик рванулся к Нгуену и, захлебываясь, заговорил:

- Никаких преступлений я не совершал! Никакие вы не судьи!

Немедленно отпустите меня, иначе жестоко поплатитесь за это!…

Ло положил па плечо помещика свою тяжелую руку, и тот замолчал.

- Для того чтобы перечислить все твои преступления, - сказал Нгуен, - не хватило бы и недели. Я могу только напомнить некоторые из них…

Помнишь год, когда тайфун побил крестьянские посевы и голод душил людей?

- Разве я пе ссужал тогда многих рисом?! - воскликнул Чинь Бан.

- У тебя зерном были полны закрома, и ты пользовался безвыходным положением людей, чтобы брать с них непомерно большие проценты за ссуду.

- Я никого пе неволил!

- Так может говорить лишь человек с волчьим сердцем…

- Я не хочу слушать тебя!

- Нот, послушай! Разве можно забыть семьи бедняков, которые умерли в тот год по твоей вине, Чинь Бан?

- Это неправда! Небо решает, кому и когда умереть!

- Ты воспользовался горькой нуждой семей Ло, Хона и многих других, чтобы за бесценок забрать у них землю. Вспомни, сколько семей ты выгнал за долги из их хижин? Всё, Чинь Бан, было у тебя построено на обмане, бесчеловечности и произволе. Твоя воля стала единственным законом в пашем селении. Разве не ты издал закон, по которому крестьянская скотина, если она случайно забредет па помещичье пастбище, становилась твоей собственностью? А лабанг? Даже за листья лабанга, которые никому не принадлежат и валяются на земле, ты умудрился брать с нас налог!