Анатолий Вершинин - Озеро Черного Дракона

- Куда ты завел нас, собака? Говори! Что это значит?

Но Чинь Данг не успел приблизиться к проводнику. Внезапно откуда-то сверху послышался сухой треск пистолетного выстрела, кто-то болезненно вскрикнул, а вслед за этим отовсюду из-за бурелома, кустарников и стволов деревьев заговорили невидимые винтовки и пулеметы.

Услышав первый выстрел, Кремень рванулся в сторону зарослей, но один из солдат, приставленных к нему, оглушил его ударом приклада по голове.

Охваченные смятением, солдаты заметались в овраге, как в мышеловке. Враг был невидим, и казалось, по карателям стреляли не только партизаны, но и деревья, и кусты, и обомшелые камни, и само болото. Как будто в сговоре с партизанами, джунгли подставляли под ноги мечущихся людей пни и бурелом, затягивали их в трясину, сталкивали в охотничьи ямы, старались задержать бегущих, цепляясь за их одежду сучьями, шипами ползучих растении.

Прежде чем Лакруа успел опомниться, солдаты его взвода, словно листья, сорванные с дерева бурным порывом ветра, беспорядочно разметались во все стороны. Вначале лейтенант бросился вслед за ними, что-то кричал, приказывая и угрожая, но тут же его захлестнула общая паника, толчея в узкой лощине. Тогда, стреляя, как и все, в сторону зарослей, он пополз к ним по сравнительно пологому склону лощины.

Каждое мгновение он ждал, что из-за ствола какого-либо дерева увидит лицо притаившегося врага или быструю, как молния, вспышку выстрела.

Но в том месте, где он полз, стояло безмолвие. Когда Лакруа наконец добрался до зарослей, то увидел лежавшего ничком на окровавленной листве вьетнамца, судорожно сжавшего свое ружье. Скорее всего, он был мертв. Лакруа стал уходить подальше от лощины.

Наверху было значительно светлее и суше. Покрытый грязью и тиной, чувствуя, как все тело ноет от многочисленных ссадин и царапин, лейтенант остановился. Совсем близко от него кто-то стонал. Лакруа полез в карман за запасной обоймой патронов для пистолета.

Овладевшее им вначале желание подальше убежать от опасной лощины внезапно сменилось чувством оцепенения, безразличия ко всему.

Хотелось одного: лежать без движения, дать отдых уставшему телу.

И вдруг совсем рядом он услышал французский говор и торопливые шаги, а вслед за этим чей-то стон и возглас:

- Господин майор, спасите! Я ранен в ноги!

Лакруа вздрогнул от неожиданности. Он увидел Менье и группу солдат, продирающихся через заросли. Двое из них волокли за собой связанного Кремня.

На возглас раненого солдата никто даже не оглянулся. Лакруа приподнялся, чтобы побежать за своими, но какая-то неодолимая сила остановила его.

«Куда и за кем ты бежишь, Лакруа? - спросил он себя. - Ну хорошо, ты выберешься с ними из джунглей, спасешься. А дальше? Снова служба на Донг-Тоа по охране «порядка» колонизаторов, участие в экспедициях по сожжению вьетнамских селений?!»

Опять застонал раненый. Он просил пить. Лакруа вспомнил, что в его фляжке осталось немного воды, и пополз к неизвестному. Но в это время снова послышались шаги, и лейтенант замер у поваленного дерева. Показались два вьетнамца. Одетые как обычные крестьяне, они неторопливо шли с вытянутыми вперед винтовками, озираясь по сторонам и прислушиваясь.

Стрельба, которая еще недавно доносилась со стороны лощины, затихла. Лишь время от времени были слышны одиночные выстрелы.

«Добивают раненых! - мелькнуло в возбужденном мозгу Лакруа. - Сейчас вьеты приблизятся к этому французу-солдату и тоже прибьют его!»

Не успел он об этом подумать, как раненый вновь попросил пить. Услышав его стоны, партизаны на мгновение остановились, прислушались и затем, уловив, откуда они идут, подошли к раненому. Вероятно увидев над собой лица врагов, француз истерично закричал:

- Не убивайте! Умоляю, не убивайте!

Лакруа невольно, прикрыл глаза, но выстрела не последовало. Тогда он снова взглянул в сторону, где стояли партизаны. Один из них быстро ушел, а второй, присев па корточки перед раненым, стал поить его водой из своей фляжки.

На ломаном французском языке партизан произнес:

- Напрасно вы нас испугались. С ранеными мы не воюем. Подержите так голову, я забинтую ее… Л вот и носилки!

Из чащи леса вновь показался второй партизан с бамбуковыми носилками под мышкой.

Лакруа стало как-то не по себе.

«Те, кого мы называем дикарями, в тысячу раз цивилизованнее, человечнее, чем наши культуртрегеры»,- подумал он и вспомнил рассказы товарищей, которые были отпущены из плена под честное слово, что не будут больше воевать против вьетнамцев.