Юрий Коваль - Весёлые рассказы о животных

Смеётся Лена, радуется, что зверята подружились.

Незаметно время обеда подошло.

Львёнку, лисятам, волчатам и динго дали мясо. Медвежатам – хлеб с молоком. Козлику – охапку зелёных веток. а Варежке – рыбу.

Только Варежка рыбу есть не стал и пошёл к козлику. Интересно ему, что там козлик ест, надо попробовать! Подошёл, а козлик как стукнет его рожками, так Варежка ни с чем и ушёл.

После обеда зверята спать улеглись. Варежка походил, походил, никто с ним играть не хочет – и тоже лёг. Тихий час, все спят, и Варежка спит.

Со всеми зверятами подружился Варежка. Со всеми играть интересно. Со львёнком побороться можно. С медвежатами на качелях покачаться, а с весёлыми динго да с лисятами в догонялки поиграть.

Постепенно Варежка стал и к людям привыкать, особенно к зоотехнику Лене. Ей очень хотелось, чтобы белый медвежонок стал ручным. Бывало, протягивает ему мясо, а сама зовёт:

– Варежка, Варежка, иди кушать!

Страшно белому медвежонку к человеку подходить, а есть хочется. Покружится, покружится около Лены, не вытерпит и мясо из рук возьмёт. Это вначале так было. А потом как увидит Лену, сам к ней бежит, за халат лапками дёргает – угощение просит.

Белый медвежонок рос здоровым и сильным. Самым сильным среди зверят на площадке.

Если Варежка в бассейне купается, тут уж лучше к нему не попадайся! Один раз чуть львёнка не утопил. Хорошо, что Лена поблизости была. Варежку метлой отогнала и львёнка выручила. Вылез бедняга из воды, вода с него течёт, еле отдышался.

Всё лето в играх у зверят прошло. Выросли они, окрепли, а осенью, как начались дожди да наступили холодные дни, пришло время площадку закрывать. Пришло время зверятам расставаться. Первым забрали с площадки львёнка. Потом Варежку в другой зоопарк взяли. Жалко Лене с белым медвежонком расставаться, да ничего не поделаешь, ведь надо, чтобы и в других зоопарках белые медведи были.

Ранним утром второго ноября со зверофермы «Мшага» бежал недопёсок Наполеон Третий.

Он бежал не один, а с товарищем – голубым песцом за номером сто шестнадцать.

Вообще-то за песцами следили строго, и Прасковьюшка, которая их кормила, всякий раз нарочно проверяла, крепкие ли на клетках крючки. Но в то утро случилась неприятность: директор зверофермы Некрасов лишил Прасковьюшку премии, которая ожидалась к празднику.

– Ты прошлый месяц получала, – сказал Некрасов. – А теперь пускай другие.

– Ах вот как! – ответила Прасковьюшка и задохнулась. У неё от гнева даже язык онемел. – Себе-то небось премию выдал, – закричала Прасковьюшка, – хоть и прошлый месяц получал! Так пропади ты пропадом раз и навсегда!

Директор Некрасов пропадом, однако, не пропал. Он ушёл в кабинет и хлопнул дверью.

Рухнула премия. Вместе с нею рухнули предпраздничные планы. Душа Прасковьюшки окаменела. В жизни она видела теперь только два выхода: перейти на другую работу или кинуться в омут, чтоб директор знал, кому премию выдавать.

Равнодушно покормила она песцов, почистила клетки и в сердцах так хлопала дверками, что звери в клетках содрогались. Огорчённая до крайности, кляла Прасковьюшка свою судьбу, всё глубже уходила в обиды и переживания и наконец ушла так глубоко, что впала в какое-то бессознательное состояние и две клетки забыла запереть.

Подождав, когда она уйдёт в теплушку, Наполеон Третий выпрыгнул из клетки и рванул к забору, а за ним последовал изумлённый голубой песец за номером сто шестнадцать.

Песцы убегали со зверофермы очень редко, поэтому у Прасковьюшки и мысли такой в голове не было.

Прасковьюшка сидела в теплушке, в которой вдоль стены стояли совковые лопаты, и ругала директора, поминутно называя его Петькой.

– Другим-то премию выдал! – горячилась она. – А женщину с детьми без денег на праздники оставил!

– Где ж у тебя дети? – удивлялась Полинка, молодая работница, только из ремесленного.

– Как это где! – кричала Прасковьюшка. – У сестры – тройня!

До самого обеда Прасковьюшка честила директора. А другие работницы слушали её, пили чай и соглашались. Все они премию получили.

Но вот настало время обеда, и по звероферме разнёсся металлический звон. Это песцы стали «играть на тарелочках» – крутить свои миски-пойлушки.