Ванда Василевская - Том 6. Бартош-Гловацкий. Повести о детях. Рассказы. Воспоминания

Было совсем не так, как говорил Тосек, уверявший, что первый день самый трудный. Вчера начал работу полный сил. Сегодня от первого ведра чувствовал боль в плече и в позвоночнике. Руки были словно опухшие, невыносимо болели ноги. Но он стиснул зубы. Ведь Тосек был не больше и не сильнее его, а у него все же как-то выходило.

Очевидно, нужно привыкнуть…

Понемногу он приучался ко всему. Как ходить, чтобы было легче нести. Как избегать лишних движений. Как сходить вниз и как подниматься наверх. Узнал также, как что называется: отвес, кельня, кадка.

Так летели дни, пока наступила суббота.

Сперва получали каменщики, плотники, а затем подручные. В эту минуту Вицек забыл об опухших руках и ноющей спине. В первый раз в жизни он держал в руках им самим заработанные деньги. Сжал их крепко в ладони, чтобы ненароком не потерять. И так как стоял — грязный, испачканный известью, — пустился домой, к матери.

Не постучавшись, толкнул дверь и вдруг застыл: в комнате была какая-то чужая женщина.

— Нет, не стоит брать его, это ведь рухлядь, — говорила она, стуча пальцем по зеленой разрисованной крышке сундука, привезенного матерью из Броновиц.

Вицек оцепенел.

— Краска облезла… Рухлядь!

— Я и не говорю, что он новый… в приданое его получила, но может послужить еще немало лет, — возражала мать тихим, прерывистым голосом.

Вицек сделал шаг вперед, но чужая женщина уже прощалась.

— Нет, простите, не возьму. Пользы от него мало, а места много займет. Вот комод дешевый я бы купила.

Мать молчала. Только тогда, когда та ушла, она заметила Вицека.

— Вицек, бога ради, где ты так измазался?

Мальчик подошел к столу. Доставал из кармана по одной монете и выкладывал их в ряд.

— Побойся бога, сынок, откуда это? — изумилась мать.

— На стройке работаю. Сегодня получка была, вот и принес.

Мать ничего не понимала.

— А мастер? Как же это? Ведь у мастера…

— С понедельника работаю на стройке. У мастера уже не работаю.

— Как же так? — всплеснула руками мать и тяжело опустилась на стул. — Столяром ведь ты должен быть? Почему же…

Вицек взял шершавую, худую руку матери.

— Не буду я столяром. Три года надо торчать у мастера, а пользы никакой. А вы, мама, сундук хотели продать?

Мать опустила глаза.

— Старый он уже, сынок, даром место занимает, только мешает. Вещи можно на стене развесить, на гвоздиках. К чему же сундук?

Голос матери дрожал, и дрожала ладонь ее в руке Вицека.

— Сегодня вы, мама, не стираете?

— Нет, сынок, нет. Отдохнуть немного решила, только днем отнесла стираное белье…

Вицек чувствовал, что мать говорит неправду.

Раздался стук в дверь.

— Наверно, Космалиха, что наверху живет. Очень порядочная женщина, — сказала мать.

Соседка вошла.

— Хорошо, что Вицек здесь, я как раз хотела с ним потолковать.

Мать отчаянно замахала руками, но соседка не обратила на это никакого внимания.

— Ах, оставьте, пожалуйста! Он уже большой парень. Годы накопил, наверно и разум найдется. На что это похоже, что вы так себя изводите? Сын есть, пусть позаботится.

Узнал теперь Вицек тысячу новостей.

Мать уже почти ни от кого не получает белья в стирку, сил у нее нет, не может выстирать к сроку; Владек, играя с мальчишками на улице, вышиб большое стекло в магазине, и надо за него заплатить. Мать должна была, кроме того, уплатить какой-то старый долг, еще с Броновиц. Продала она все, что можно было продать. Частенько вынуждена была брать в лавке продукты в долг, но теперь лавочник отказал, в кредит не дает, так как много должна.

— Так вот я хотела с вами поговорить. Мать больна, очень больна. Помочь ей надо. Стирка, если бы и была, — не для нее, не по силам ей. Стало быть, так продолжаться не может, и пан Вицек должен сам об этом позаботиться.

Вицек сидел совершенно подавленный.

Чего он смотрел? Где были его глаза? Не раз думал о том, что дома неладно. Но ему и в голову не приходило, что дела обстоят так плохо.

Был невыразимо зол на себя: как бы то ни было, он жил спокойно у мастера, не имел никаких забот, всегда знал, что у него есть завтрак, обед и ужин, а здесь мать чуть ли не умирала с голоду, так как все, что могла, отдавала Владеку, чтобы он не знал нужды.

Ах, какое счастье, что на прошлой неделе он встретил Тосека! Какое счастье, что не послушался мастера и его жены! Что принес матери деньги! Немного, но все же какая-то помощь.

Космалиха ушла. Мать сидела, обливаясь слезами, и пыталась как-нибудь оправдаться: