Ванда Василевская - Том 6. Бартош-Гловацкий. Повести о детях. Рассказы. Воспоминания

Бартошиха. О-о-ох!

Первая женщина. Руки связаны…

Первый крестьянин. Сукману на бедняге разорвали…

Шимон. Из-под Рацлавиц сукмана-то…

Второй крестьянин. Вот тебе мужицкое шляхетство…

Третий крестьянин. Вот тебе панские манифесты…

Второй крестьянин. Вот тебе и крестьянская шапка на Костюшке!

Первая женщина. Исусе Христе!..

Бартошиха. Войтек!.. Войтек!.. Войтек!..

Травинский. Взять ее! Чего стоите? Начинать!

Вздох толпы: «О-о-ох!..»

Первая женщина. Забьют, беднягу, совсем забьют!

Второй крестьянин. Ну, что на цыпочки становиться? Не видела, как человека бьют?

Стон толпы: «О-о-ох…»

Бартошиха. Войтусь!.. Войтусь!..

Шимон. Сомлела…

Третий крестьянин. Постойте-ка, что это?

Первая женщина. Австрияки!

Третий крестьянин. Эти-то зачем?

Шимон. Видно, управляющий опасался, войско на помощь привел.

Первая женщина. Нечего было опасаться! Смирный у нас народ, смирный! Спокойно смотрим, как человека палками бьют!

Шимон. А что поделаешь? Только еще до чего похуже дело дойдет.

Второй крестьянин. Тише, вы! Управляющий говорит.

Травинский. А ради примера и дабы все раз навсегда знали, что ожидает непокорных, ясновельможный пан староста Шуйский изволил приказать, чтобы сей Войцех Бартош был сдан в солдаты, где научится послушанию и покорности…

Первый крестьянин. В рекруты…

Вторая женщина. В австрийское войско…

Шимон. На двадцать пять лет…

Агата. О, господи!..

Бартошиха. Люди!.. Люди!..

Травинский. Тише, вы! Разойтись и на работу!

В Италии. Комната в палаццо. Сквозь широко открытое окно видны пальмы. Три офицера легиона генерала Домбровского играют в кости. На столе вино и стаканы.

Первый офицер. Ну, наконец-то кончается эта итальянская земля… Страсть надоели эти пальмы за окном и это небо, будто синьку в корыте развели.

Второй офицер. Пора, пора «из волошской земли в польскую!»

Третий офицер. Хоть затянуться родным ветерком… Раскисшие дороги, во рвах незабудки цветут. Эх, брат, зашагаем по мокрым дорогам, под вербами, как в рай…

Второй офицер. Свои встретят хлебом-солью.

Первый офицер. А может, и нет. Не все обрадуются, поверьте, сударь. Кое-кто станет коситься на наш сброд.

Третий офицер. Да уж истинно можно сказать, сброд… Со всего света собраны. Остатки костюшковских повстанцев, из французских рядов, кого только нет.

Первый офицер. Да, не всякому по вкусу, что на наших знаменах начертано: свобода, равенство, братство.

Второй офицер. Вот хоть и нашему капитану…

Первый офицер (насмешливо). Что, брат, поделаешь, добрый шляхетский герб и род старинный, да и отрядик изрядный, на свой счет вооружен! Всякий день к генералу приглашают. Далеко наш капитан пойдет.

Второй офицер. Только наша компания ему, видимо, не по вкусу…

Первый офицер. Как же, не раз жаловался, что нынче офицерство не то. Всякий, дескать, голодранец может эполеты получить, был бы кулак крепкий.

Второй офицер. Всякий… Сей голодранец жизнью и кровью нынче офицерство выслуживает, подставляя собственную грудь в военных трудах.

Первый офицер. Ты только капитану сего не говори, страсть как ему это противно.

Второй офицер. Да не ему одному. Эх, господа, многое еще придется переделать, чтобы все как надлежит было.

Третий офицер. Э, что там… Главное, домой добраться. Трава на лугах — по пояс… У меня за домом черешневая рощица была… Как зацветет, бывало, весной… Господи боже мой, у себя дома…

Второй офицер. Признать мещанина равноправным гражданином, исправить древнюю несправедливость, загладить грехи отцов…

Третий офицер. Эх, брат! По мне, пусть только бы родной жаворонок запел в небесах! Земля пахнет, раскинулась под небом… плуги идут…

Первый офицер. Вон как вас, сударь, разобрало! Подождите еще! Еще на многом придется не раз обжечься, не так-то это все легко пойдет…

Третий офицер. Мне что… Я насчет всех этих философий не любопытствую. Землю бы свою увидеть.

Второй офицер. Все наладится, все. Лишь бы врагов прогнать. А там все хорошо будет.