Я вспомнил, что папа однажды рассказывал о чувстве единения. Оно возникает, когда люди думают и чувствуют одно и то же. Наверное, оно, это чувство единения, появилось сейчас у каждого, потому что все стали наперебой рассказывать о своих родственниках, погибших на той войне. И у всех на глазах выступали слезы.
Вероника сначала молчала, потом растерянно произнесла:
– Да что вы все… – и сразу превратилась в обычную писклявую Веронику. – У нас в семье тоже… Но слышали же, Оля сказала: быстро, оперативно, без лишних разговоров. Вот я и старалась… Что же теперь делать?
– Прийти еще раз! – сказал Витька. – Просто прийти. Поговорить. Без всяких записей.
– Может, вернуться сейчас? – неуверенно спросила Вероника.
– Сейчас неудобно. Давайте завтра! – подал голос Бронников…
– Точно, завтра, сразу же после уроков и придем! И узнаем, что все-таки случилось с командиром.
И тут я увидел стоящего в стороне Кельманова. Вид у него был недовольный.
– Ерунду какую-то выдумали, – сердито сказал он. – Добрые дела сделали? Сделали! Пол помыли, в магазин, в аптеку сходили. Вот эти, – он кивнул в нашу с Витькой сторону, – восемь картошек начистили! Так что еще-то надо?!
Сюрприз в веснушках для лучшего друга
Сегодняшний классный час был посвящен дружбе.
Говорили о том, что значит быть настоящим другом. Хотя что об этом говорить, и так ясно: настоящий друг поможет в беде и порадуется твоим успехам. И тут вдруг выяснилось, что не у каждого в классе есть друг. И от этого я почувствовал себя счастливчиком: мы с Витькой дружим аж с самого детского сада! А потом Никулина прочитала стихотворения Расула Гамзатова, и мне сразу же в память врезалась строчка:
«Знай, мой друг, вражде и дружбе цену…»
Я думал об этом стихотворении всю дорогу домой, а когда сел делать уроки, то никак не мог сосредоточиться и понять условия задачи. В голове вертелись слова:
«Знай, мой друг, вражде и дружбе цену…»
«Ну какая может быть цена у дружбы, – размышлял я. – Ведь дружба – бесценна!»
А потом я подумал о том, что дружим-то мы с Витькой давно, чуть ли не всю жизнь, а я до сих пор ничего достойного нашей бесценной дружбы не сделал. И понял, что не успокоюсь до тех пор, пока этого не сделаю.
Только вот что?
Что я могу сделать?
Наверное, то, что Витька любит.
Ну, например, как было бы здорово, если бы прямо сейчас, в тридцатиградусный мороз, я пришел бы к нему с арбузом или дыней. Положил бы на стол этот арбуз или дыню и сказал:
– Это тебе, Витька. Ешь!
Достойно бы это было дружбы? Конечно. Только вот денег ни на арбуз, ни на дыню у меня нет. И заработать их пока не могу. Выходит, надо что-то другое придумать. Да и вообще, не фруктами же одними жив человек.
И стал я размышлять, чем бы порадовать Витьку. Какой бы сюрприз ему преподнести, чтобы он меня всю жизнь после этого вспоминал. Чтобы через много лет говорил своим внукам:
– Вот был у меня друг Леха, так он такое придумал!
Но что, что, что я могу придумать?
Время шло, а в голове – ни одной мысли!
С расстройства я пошел на кухню пить чай и так задумался, что ударился головой о шкаф. И вдруг вспомнил, что Витька каждую перемену к Никулиной пристает. То за косы дергает, то бумажки рвет и за шиворот бросает, то подножки подставляет. Почему? Ну, тут и гадать не надо: если мальчишка так себя ведет, значит, он в эту девочку влюблен. Проверено на себе: когда мне Комарова нравилась, я не только ее за косички дергал и подножки подставлял, но и подбрасывал в рюкзак всякую ерунду. Так хотелось на себя внимание обратить! Один раз даже огромного паука подбросил! Вот крику-то было! Конечно, мне потом за это здорово влетело, но за Комарову и пострадать не обидно, она красивая. А Никулина… В веснушках вся, губы – вареники. И что Витька в ней нашел?
И тут я понял, что я должен сделать. Как друг. Для Витьки. Это такое дело… Настоящее. Достойное дружбы.
Я оделся и пошел к Никулиной.
Пошел к Никулиной… Это, конечно, громко сказано, потому что от нашей квартиры до квартиры Никулиной два с половиной шага – живем на одной площадке. Но если бы даже она жила на другом конце города, я все равно бы к ней пошел. Во имя дружбы.
Читать дальше