Анна Галанжина - Лето детства

– Чего-й то я да я? Пусть Нютка сходит.

– Опять за своё! У Нютки другое задание есть: она Вовку смотрит. Я сама решаю, кому какие задания давать!

Бабушка сдвинула брови и нарочито тщательно стала вытирать и без того чистый стол.

Хлопнула в сенцах дверь, Валька выскочила во двор.

Прикрыв глаза ладонью, бабушка запричитала:

– Господи! Откуда на мою голову столько муки навалилось? Когда ж я вздохну спокойно, и нет конца и края горю да напастям! Что молчишь? – Она повернулась к лику Николая Угодника, – всё видишь, всё слышишь, всё знаешь и молчишь? Я одна такая грешная, что на мою голову столько всего навалилось? За меня ведь и заступиться некому. Муж в войну сгинул, дочь в девках родила на горе и на беду, а теперь вон, ещё одного прохиндея нашла, а счастья всё одно нету. Дом мой разобрали, амбар отцовский разрушили. А какой амбар был – любо и дорого посмотреть: каменный, красавец… Вот комнату отделил, выставил, значит, а всё одно покоя не дают. Внуков на шею повесили… Малые ничего, а эта… – она покачала головой.

– Ба, не ругайся, Валька она вообще- то хорошая, только вредная …

– А, это ты, –вскинула глаза Надя, – ты ж вроде уходила? Ай нет! Так и сидишь в углу? Ладно, внучечка, не горюй, пробьёмся. Хоть ты у меня добрая душа, с тобой хоть побалакую.

На дворе раздался рёв двухлетнего Вовки.

– Батюшки, милые мои, как же мы за него забыли! Нютка, ты чего расселась, а ну бегом… Но Нюта уже была во дворе. Надя вышла за ней следом, вздыхая и причитая.

Прошло двенадцать лет с того злополучного дня, когда в последний день мая дочь родила ей первую внучку. Что только не передумала за эти годы Надежда:

«Дитя не виновато, – мысленно повторяла она. Но отчего замуж не пошла?! Звал ведь, хоть и не с большой охотой, но звал…Не люб он ей! Дочку прижила и не люб? Нашла, когда о любви думать… А то, что при живых родителях ребенок сиротой растёт, то ин ладно. Ох – хо – хо! В наше время такое немыслимо было; терпели, растили деточек, до ума их доводили… А теперь – любовь им подавай.»

«Теперь вот Игната нашла, и что? Что-то любви тоже не видно: работа, работа и ещё раз работа. Насчет работы он как раз мастак, руки золотые, напраслину говорить не стану, ну уж характер…ох и тяжелый. К тому же выдумщик большой, никто его в селе не понимает, смеются, а нам приходится слушать? Вроде и полезные его придумки, только больно непонятные. Ладно, сам придумал – сам и делай. Так нет, надо чтобы и жена, и дети в этом участвовали. Ну скажите на милость, зачем поливать яблони до двенадцати ведер воды под каждую? Это ж надорваться можно! Дети ещё маленькие, Валька да жена таскают. Валька не родная, люди его за это осуждают, а жена с работы придёт, её саму хоть поливай, чтобы не упала. Правда вырыл колодец во дворе – облегчение большое, но всё равно… Соседи смотрят, думают, что он над неродной дочкой издевается. Я- то вижу, что он ко всем одинаково относится, но людям на роток не накроешь платок. А в зиму картофель тёрли на крахмал, чтобы продать в Москве и купить машину без мотора. А потом ещё на мотор терли да бычка закололи, теперь вот на этой машине огород пашет, потому как гордый, у председателя просить лошадь не хочет – не ладят они. А огород и вправду вспахал, всё село высыпало смотреть. Мотор с самолета, говорят, поставил, вот теперь и тешится. Ему б Татьяне такой аппарат сделать, чтобы коров помогал доить, а то шутка ли тридцать коров, – ну-ка руками подои?! Но самое главное – живут-то они не расписанные… Детям в графе отец только Игнат написано, виданное ли дело. И та молчит… Да и то сказать, что она может сделать, трое деточек теперь, пусть хоть так живут.»

На другой половине двора, где жили дочь с зятем и детьми, игрался маленький Вовка, про которого они с Нютой забыли.

– Ба, он лоб себе железкой разбил, смотри шишка какая.

Нюта держала за руку насупившегося брата.

Надя взяла внука на руки и принялась успокаивать.

– Не бойсь, до свадьбы заживёт. Сейчас я тебе холодной водичкой умою, зелёночкой помажу, и всё пройдёт. Ты ж не первый раз бьёшься, привыкнуть пора… Это ты, Нюта, не доглядела.

Брат успокоился на руках и теребил серёжку в ушах бабушки.

– Этот точно батька – всё ему интересно. На лбу уже живого места нет, а он не отступается. Может, вырастет инженером станет, крепко сейчас эта профессия в почёте.

Борщ сварить она так и не успела.

– Картошкой с кислым молочком накормлю, целы будете. Нюта, глянь, что Валька делает, да зови есть, чтоб потом не бегали один за другим – то компота, то хлебушка.