Н. Кальма - Черная Салли

— К дяде, — отвечал Пеп, — к отцову брату.

— Обыскать парня! — распорядился начальник. — Поглядим, что это за птица.

Пепа обыскали, но, кроме перочинного ножа и двух вареных картофелин, ничего не нашли. Он собирался уже тронуть лошадей, как вдруг один из вооруженных сказал, что не худо было бы пощупать, что у мальчишки на возу.

— В прошлый раз я нашел негров в ящиках с яблоками, — добавил он.

— А вот мы сейчас поглядим, кто у него под соломой, — сказал начальник, обнажая саблю.

— О сэр, это самая обыкновенная сухая солома, — дрожащим голосом сказал Пеп. Давайте я сам вам все покажу. — И он принялся тыкать кнутовищем в солому, приговаривая: — Тут ничего, и тут одна солома, и тут то же самое.

Но начальник оттолкнул его:

— Я и без тебя справлюсь.

Беглецы под соломой затаили дыхание и так прижались ко дну, как будто хотели вдавиться и деревянный настил. Солома зашуршала, острая холодная сталь коснулась ноги Салли, и вдруг жгучая боль пронизала все ее тело. Девочка вздрогнула, хотела застонать — и закусила губы.

В тот же момент возбужденный голос начальника произнес:

— Джентльмены, моя сабля наткнулась на что-то мягкое! Признавайся, маленький негодяй: кто у тебя там?

Сэр, я… — начал было Пеп, но в этот момент раздалось громкое негодующее мяуканье, и черный кот вылез из-под соломы, озираясь по сторонам.

— Ха-ха-ха! — захохотали присутствующие. — Вот на кого наткнулась ваша сабля, Джексон! Тоже черный, но за такими мы не охотимся… Мальчик, зачем взял кота? — обратились они к Пепу.

— Ох, противное животное! — отвечал Пеп, у которого отлегло от сердца. — Всегда дрыхнет в соломе. Верно, забрался, когда я наложил воз, да и проспал до сей поры.

И он принялся нежно гладить Приста.

— Теперь можно ехать, сэр? — спросил он начальника.

— Валяй! — отвечал тот. — Только держи Кота при себе, а то его какой-нибудь патруль обязательно проткнет саблей.

— А много я встречу таких патрулей? — осведомился Пеп.

— Да, по всей хагерстаунской дороге бродят патрули и стоят кордоны, — отвечал начальник. — Слыхал, верно, что было в Харперс-Ферри? Говорят, оттуда сбежало несколько негров, так мы думаем на дороге подстеречь эту дичь.

— Счастливой охоты! — вежливо пожелал Пеп.

Он хлестнул лошадей, помахал в знак приветствия кнутом, и воз загромыхал по дороге. Несколько времени лошади бежали крупной рысью.

Пеп не решался еще заговорить со своими пассажирами. Вдруг сквозь грохот колес ему послышались стоны. Он прислушался: да, он не ошибся, стоны доносились из-под соломы.

Мальчик оглянулся по сторонам. Кругом было пшеничное поле, далеко у леса краснели черепичные кровли селения. Он остановил лошадей.

— Что там у вас? Что случилось? — почти шепотом спросил он, нагибаясь словно для того, чтобы поправить упряжь.

— С девочкой… плохо… — долетел до него отчаянный голос Джен.

Пеп решительно сунул руку под солому, и сразу его рука попала во что-то горячее и влажное. Он быстро выдернул руку обратно и с ужасом увидел на ней кровь.

Мальчик тяжело перевел дух.

— Едем в Вильмингтон, — сказал он вдруг. — Это неподалеку отсюда. Видно, в свободный штат нам не пробраться. Вон сколько шпиков на дороге! Если все они будут шарить саблями в соломе, так я привезу к дяде Траверсу только ваши трупы. А в Вильмингтоне у меня есть приятель, свободный негр. Он вас куда-нибудь запрячет. Да и девочку надо поскорее поглядеть, что она и как…

Никто не возражал. Пеп принял молчание за знак согласия и погнал лошадей в сторону Вильмингтона.

Бабушка встала и, прихрамывая, прошлась перед ребятами.

— С того самого дня я на всю жизнь осталась хромой, — сказала она. — Сабля южанина повредила мне связки на ноге. Звать ко мне белого доктора было опасно, потому что он стал бы допытываться, где и когда меня ранили. Да, кроме того, и денег у нас не было. Поэтому, когда Пеп привез нас в Вильмингтон к своему приятелю, негру Гапкинy, мама Джен кое-как перевязала мне ногу и, чтобы рана не воспалилась, приложила к ней подорожник.

Но усталость и волнения последних дней не прошли для меня даром. Я заболела и провалялись в постели больше месяца.

Первое время я была без сознания. В бреду мне казалось, что я все еще в Харперс-Ферри и что на нас с отцом нападают солдаты. Я боролась с воображаемым врагом, вскакивала с постели и кричала: — Огонь! Стреляй, ребята!

Мама Джен и Гапкин успокаивали меня и силой укладывали под одеяло. Оба они боялись, что мои крики привлекут внимание соседей. Так прошло много дней, и мама часто говорила мне потом, что и только чудом осталась жива.