Евгения Басова - Я здесь живу

– У-ва-ва-ва-ву!

Когда кричишь громко и хлопаешь ладонью по губам, так получается. Это сигнал индейцев, папа нам показывал. В детстве они играли так, папа с друзьями…

Тут же за ближним забором показалась женщина. Вышла на сигнал.

Спрашивает:

– Это вы, что ли, к нашей баб-Ане приехали? К Анне Ивановне-то? Я слышала, у неё остановились городские…

И облокотилась о перекладину в предвкушении разговора.

Мне сразу стало тоскливо.

Тут Костя ей скороговоркой ответил:

– Приехали! К Анне Ивановне!

И, спохватившись, добавил:

– Здравствуйте!

Схватил меня за руку – и мы бросились вперёд по улице.

Пальма – за нами.

Но, конечно, она сразу нас обогнала.

Деревня быстро кончилась. А мы всё летели вниз по просёлочной дороге, а потом забирались вверх, на холм.

И с холма там такое открывалось, что это – счастье было.

Я потом, в городе уже, вспоминала: вот это было счастье! Кажется, что ты летишь над всеми холмами в этом воздухе, наполненном запахом трав. Твои волосы и плечи касаются этого особого воздуха, ветер шумит. Ты кружишься на холме, платье раздувается – и не нужны тебе никакие чёрные шорты. А потом, уже совсем закружившись, падаешь в траву – и мир переворачивается, холмы встают там, где было небо. И кажется, ты чувствуешь, как Земля кружится.

Где-то далеко, на склоне другого холма, паслось стадо. Крошечное отсюда. И совсем маленькими были фигурки пастухов. Я стала отгадывать, кто из них Катя. А потом подумала, что, может, это совсем другое стадо, не липовское. Почему-то вспомнила Ретта с его Грандсоном и представила, что всё под нами занято колышущимся морем – везде, куда ни глянь, сплошь спинки, спинки овец. Над ними возвышаются всадники…

Почему Катя не пасёт коров верхом на лошади? Она бы смогла – такая спортивная!

И ещё я подумала: вот если подняться высоко-высоко, то можно ли с ходу различить, где Липовка, а где Австралия или другие места Земли? Если стоит лето, всё зеленеет и не понять издалека, какие в лесу деревья, и домов тоже не видно…

Я спросила об этом Костю. Он сказал, что всё дело в рельефе. Где-то под тобой будет совершенно ровная площадка, её с нашей местностью не спутаешь… Но можно найти и такие, как у нас, места: чтобы всё время холмы, холмы…

Пальма лежала на вершине холма рядом с нами. А потом, когда мы решили дойти до леса, она помчалась вперёд и скрылась среди деревьев. И всё – нет её. Как будто она только и ждала момента, чтобы удрать в лес.

Мы звали, звали её. Потом я спросила:

– Как ты думаешь, она сможет найти дорогу домой?

Костя успокоил меня:

– Она же собака…

Так мы всё шли, шли, то сбегая вниз, то поднимаясь наверх с разбегу. И вдруг между двух холмов нам открылось…

Под нами, внизу, был чудесный пруд!

Его берег был усыпан песком.

Там и здесь стояли разноцветные грибки от солнца.

И ни души.

В стороне виднелись домики – какое-то село.

– Это Собакино, – сказал Костя. – Собакинский берег. Оказывается, мы сделали крюк!

Мы обошли пруд, сами того не заметив. На этот берег нас не пустила вчера Анна Ивановна.

А теперь никто не мог бы нас не пустить!

Конечно, мы обещали не купаться! Но кто бы устоял, если жаркий день и перед тобой такой уютный, такой чистый пляж? А плавать мы умеем, мы же занимались в бассейне!

Мы скорее разделись – и в воду. И уж кричали и брызгались как никогда. Никто же не видел нас. Разве что Пальма. Она примчалась откуда-то и носилась теперь по берегу. Мы пытались и её затянуть купаться, но Пальма никак не шла в воду. Мы тащили её вдвоём, а она упёрлась передними лапами и вдруг стала тоненько пищать, точно обиделась. Мы и выпустили её. Пальма тут же умчалась с берега, а мы снова полезли в пруд.

И только когда мы уже накупались так, что руки-ноги дрожали, оказалось – нас видели!

Мы лежали, зарывшись в песок. Не хотелось ни разговаривать, ни думать.

И тут вдруг откуда-то раздалось:

– Р-р-р! Гав! Гав! Р-р-р! Гав!

И сразу понятно было: это не собака, это человек дразнится.

И верно, лаял какой-то паренёк.

Он появился неожиданно. Мы увидели, как он поднялся из ложбинки между холмов, а за ним – ещё двое. И что они хотели от нас, было понятно сразу – по их лицам. Я подумала: вот такие когда-то доводили папу: «Эй, очкарик!»

– Очкарики собакинские! – сказал один парень.

Он захватил под ногами у себя пригоршню грязи, тут же слепил комок и кинул Косте в лицо.