Лев Кассиль - Кондуит. Три страны, которых нет на карте - Швамбрания, Синегория и Джунгахора

Принц всхлипнул и кивнул головой. Некоторое время он молча расстилал простыни, подбивал подушки. Потом сказал тихо:

– Бабашура… Я, у-это, бабушку свою так называл. Бабашура меня учила, у-это, играть русские шашки… Там тоже так бывает. Играют, у-это, так поддамки.

– Только не поддамки, а поддавки, – сказал Юра. – А так правильно говоришь. Они и с тобой в поддавки все играли. А у нас ты тут окрепнешь, натренируешься, совсем другой разговор будет, по чести и совести.

Уже сыграли давно отбой в лагере и улеглись по-вечернему волны на море. Лишь легкий шорох гальки доносился с пляжа. Но напрасно физкультурница Екатерина Васильевна ждала у ворот служебного корпуса вожатого Юру, который обещал прокатиться с ней вдоль моря на велосипедах по шоссе. Не мог Юра оставить в этот трудный час принца. Дэлихьяр уже лежал и вот-вот готов был заснуть, но все открывал в темноте глаза, находил руку Юры, стискивал ее крепко и спрашивал:

– А как я, у-это, теперь дальше тут буду?

– И очень просто, – успокаивал его в десятый раз Юра. – Подумаешь, большое дело – тень! Вот на горло когда наступают – это паршиво… А завтра соберу я вас всех троих: и Бобунова, и Пашухину вместе с тобой. Друг перед другом извинитесь, и конец всему. Все трое виноваты – значит, и упрямиться тут нечего. Но это, конечно, если ты сам утром койку заправишь.

– Заправлю, – сказал принц. – Я подушку буду бить вот так. – Он сел на кровати, кулаками поколотил с боков подушку, повернул ее уголком к себе.

– Ладно тебе, – сказал вожатый. – Заправлять утром будешь, а сейчас, раз постель раскрыта, что полагается?

– У-это, спать.

– Значит, спи.

Физкультурница Екатерина Васильевна дождалась все-таки Юру в этот вечер… Луна еще не зашла и, когда они катили вдвоем, рядом на велосипедах, светила им сперва в лицо, а потом сзади, когда пришло время возвращаться домой.

И они ехали – тесно, педаль к педали – прямо по своим теням, которые егозили, то сливаясь, то раздваиваясь перед ними, на облуненном асфальте шоссе.

Утром принц заправил свою койку уже сам. И она теперь выглядела образцово – так аккуратно было выстлано легкое одеяло, так крепко взбиты подушки и все прибрано вокруг и на ночном столике. И полотенце висело там, где полагается. Тут и явились по вызову вожатого Тараска с Тонидой. Но Тонька и на этот раз показала свой скверный характер.

– С чего это я буду виниться? – пробормотала она. – Ему можно драться, раз он принц, а ты уж и сдачи не ответь.

– При чем тут принц? – рассердился вожатый Юра. – Кто бы ни был на его месте, а порку устраивать ты не имеешь права.

– Я его не порола, – проокала Тонида, – поддала разок.

– Три раза, – уточнил принц.

– А я не подсчитывала, – не сдавалась Тонида.

– Стыдно, – сказал вожатый. – Приехал человек из колониальной страны, борющейся против угнетателей, слышал там, что у нас самые справедливые порядки, что никогда никого пальцем не трогают в смысле физических наказаний, а ты – бац-бац… Что человек подумает?

– А ему можно Тараску бац-бац?

– Так он же раскаивается, – сказал Юра. – Ты ведь, Дэлихьяр, раскаиваешься?

– А как, у-это, раскай-вай-ваешься?

– Ну, ты жалеешь, что так получилось нехорошо?

– У-это, нехорошо. – Принц отвернулся. – Только пускай и они тоже раскай-вай-ваются!

– Ну вот, – сказал вожатый. – Дэлихьяр считает сам, что поступил нехорошо. Значит, он раскаивается. Тарас тоже зря дразнился. Правда, зря?

– Правда, – выдавил из себя Тараска. – Только я пошутил, а не дразнился. Я же ему не на ногу наступил, а на тень только.

– Ну ладно, ладно, – поспешил вожатый Юра. – Словом, все ясно. А уж рукоприкладство Пашухиной было совершенным безобразием. Короче говоря, протяните друг другу руки, вот давайте их сюда… – Вожатый взял сперва за руку Тараску, потом Тониду, свел их руки вместе, а сверху положил руку принца и накрыл своей ладонью. – Вот так. Раз, два, три! Все повинились, все поняли. А теперь гоните на пляж.

Все трое, не глядя друг на друга, побрели к дверям и, выйдя из них, быстро пошли в три разные стороны, ни разу не обернувшись. На одной из аллей, которая вела к морю, принца нагнал Гелька Пафнулин.

– Плюнь ты на нее, – сказал он, имея в виду, должно быть, Тониду, – на нее вообще у нас никто не обращает внимания. Она грубая, невоспитанная, хуже всякого хулигана, из детдома потому что. Ну, это как у вас приют, понимаешь? Ни роду, ни племени – подкидыш.