Владислав Крапивин - Мушкетер и фея и другие истории из жизни Джонни Воробьева

— Пойдем.

— Куда? — строптиво спросил Джонни, не любивший, когда им командовали.

— В овраг. Сам увидишь, зачем.

Он привел Джонни к переправе, и они засели в кустах. Джонни больше ни о чем не спрашивал, чтобы не унизить себя в Санькиных глазах любопытством и нетерпением. Через две минуты послышались вздохи и хлюпанье. Саня и Джонни глянули сквозь листья.

Подвернув широченные парусиновые штаны, через ручей брел с мешком Газетыч. Мешок был небольшой, но тугой и, очевидно, тяжелый. Газетыч нес его перед собой и приподнимал, стараясь не макнуть в воду. Он стукался о мешок коленками и выгибался назад.

Выбравшись на лежавшую у воды доску, Газетыч устало плюхнул свой груз на песок. Отдышался. Постонал тихонько, чертыхнулся и поволок мешок дальше. Сам он шагал по доске, а мешок волочился по песку. Через каждые два шага Газетыч останавливался и вздыхал. Наконец он подтащил свою ношу к зарослям черемухи, от которых начинался жиденький деревянный тротуарчик. Из кустов старик вытащил одноколесную тележку. Он взвалил мешок на тачку и довольно резво покатил ее по доскам.

— Третий рейс делает, — сказал Саня. — Там, наверху, трансформаторную будку строили, а цементу навозили будто на целый дом. Вот он и таскает. Нагребет и тянет потихоньку.

— Значит, он жулик? — злорадно спросил Джонни.

— Да никакой он не жулик. Цемент-то бросовый, стройку уже кончили.

— Куда ему столько? — удивился Джонни.

— Фундамент у сарая бетонирует. Хозяйство укрепляет. Понял?

— Ну, понял, — откликнулся Джонни, привычно почесываясь от комариных и крапивных укусов. — А мы-то здесь зачем сидим?

Саня дернул Джонни за синий воротник и вытащил из засады.

— Смотри, — сказал он убийственным тоном.

По песку тянулся «след крокодила».

Джонни и Саня с полминуты молча смотрели на него.

— У него снизу на мешке заплата, будто звериная лапа. Он то потянет, то поставит. И отпечатывается. Понял?

— Понял! — восхищенно отозвался Джонни. — Молодец ты, Санька! Здорово разгадал!

Саня оттопырил губу.

— «Разгадал»! Буду я всякую чушь разгадывать! Это я случайно заметил. Это только у тебя на уме всякие загадки да разгадки.

Он смерил Джонни обидным взглядом и зашагал к подъему из оврага. Джонни пожал плечами и двинулся за ним. Санькиной досады он не понимал.

Уже наверху Саня сказал:

— Все из-за тебя… Ради драного мешка столько шума понаделал: «Крокодил, крокодил»! Только время зря потеряли…

Наверно, он думал, что Джонни сникнет и забормочет оправдания.

Джонни остановился. Саня тоже остановился. Джонни удивленно посмотрел снизу вверх на длинного бестолкового Саньку.

Потом он спросил:

— А зачем он тебе, этот крокодил? На веревочке водить?

Саня заморгал.

— Подумаешь, нет крокодила, — снисходительно сказал Джонни. — Все равно было приключение. Понимаешь, Санечка? При-клю-че-ни-е.

Он зажмурился и пошевелил языком, словно пробовал на вкус удивительное слово. Потом повернулся и независимо зашагал по краю обрыва.

Саня Волков смотрел вслед непонятному Джонни.

Тот шел, сунув кулаки в безнадежно растянутые карманы матроски. Матроска от этого натянулась на спине, и худые Джоннины лопатки торчали под ней, как маленькие прорастающие крылья. А воротник мотался на ветру. И желтые волосы Джонни полыхали на ветру и солнце, как протуберанцы.

И вся улица слышала веселую песню, которую свистел Джонни.

Потому что жизнь была прекрасна. И она еще только начиналась. Впереди были сотни и тысячи встреч с разными загадками и приключениями. Встретятся, наверно, и настоящие крокодилы.

— Евгений! — сказал отец, нервно похрустывая пальцами. — Я пришел к выводу, что воспитывал тебя неправильно.

Третьеклассник Воробьев сидел с ногами в кресле и укрывался за пухлой растрепанной книгой. В ответ он слегка приподнял плечо. Это означало вопрос: «Что случилось?»

— Да! — продолжал отец. — Когда ты бывал виноват (а это случалось нередко), я ограничивался беседами. Теперь я понял, что тебя следовало попросту драть.

— Еще не поздно, — подала голос из своей комнаты двоюродная сестра Вера Сергеевна.

Необдуманную реплику Джонни оставил без внимания, а на отца поднял из-за книги левый глаз. С едва заметным любопытством.