Виктор Голявкин - Собрание сочинений. Арфа и бокс. Рассказы [сборник litres]

Я начал икать ни с того ни с сего. Мама дала мне воды, папа – водки, я все икаю. Мама дала помидор, папа – водки, я все икаю.

– Ой, – кричит мама, – ой, что с ним будет?

– С чего бы это?

Я в ответ только икаю.

Пришел папин знакомый. Папа к нему:

– С нашим Микой горе. Он уже второй час икает. Помоги нам, пожалуйста, в этом деле.

– С удовольствием, – говорит, – помогу. Что мне делать?

И снимает пиджак.

Что, думаю, он со мной собирается делать? И я на всякий случай встал у двери. Но он ничего не хотел со мной делать. Он просто так снял пиджак, ему, наверное, было жарко. Он повесил пиджак и говорит:

– Может, вы напугали его? И на этой почве он стал икать? И с перепугу не может понять, в чем дело?

– Вот еще, – говорит папа, – он ведь наш сын, а не посторонний. С чего бы мы стали его пугать?

Знакомый спрашивает меня:

– Ты чувствуешь, отчего ты икаешь? Или ты просто так икаешь? Не знаешь сам, отчего икаешь?

Я ответил ему сплошным иканьем.

Знакомый послушал и говорит:

– Икает он совершенно нормально. И не нужно ему мешать: пусть он икает, пока не устанет.

Тут я икать перестал.

– Вот видите, – говорит знакомый, – он устал. Я говорил, он непременно устанет. Любой человек в любом деле устанет.

Вот какое письмо написал один очень влюбленный.

«Дорогая моя, родная!

Я пишу вам это письмо.

Вы помните тот теплый вечер? Мы пели „Летят утки и два гуся“.

Несмотря на то что мы петь не можем, мы все же пели у входа в ваш дом. Мы встретимся с вами и вместе споем. Поете ли вы сейчас? Я не пою с тех пор, как не вижу вас. Я ни разу не пел. Но если я вас увижу, я спою с вами ту же самую песню.

Это чудесная песня, и мы ее с вами споем. Но если не будет у нас желания или еще что-нибудь такое, мы не будем петь эту песню или какую-нибудь другую. Мы вообще не будем петь. Но хотелось бы.

Потому что я помню, как мы с вами пели, и хотел бы спеть еще. Песня – это великая сила, и мы непременно с вами споем. Как вы находите это дело?

Думающий о вас и тоскующий

Вот что случилось однажды.

Я пришел тогда в удивленье. Может, в этом нет ничего такого, но как бы не так. Как сейчас, помню этот концерт. Трель за трелью звучал романс. И когда трель достигла вершины, кто-то крикнул. Крикнул так резко и так неожиданно, будто его кольнули. Никто не расслышал, что он крикнул. Это был крик не то «ой», не то «ай», не то «хей». Все повернулись в ту сторону. Он сидел в пятом ряду. Он клонил голову набок. И вроде бы спал. Глаза его были закрыты, а впрочем, может, и нет. Я точно не помню. Этот крик поразил весь зал. Никто никогда не кричит на концертах. И притом так громко. Я ни разу не слышал. Когда трель пошла вниз, он снова крикнул. Теперь я расслышал отчетливо. Он кричал «хей». Потом еще и еще и так много раз на весь зал. Все головы повернулись к нему. Трель на сцене сорвалась. К кричавшему подбежали.

– Что такое? – спросили его.

Он поднял голову и сказал:

– Ой, простите меня, фу-ты, фу-ты…

– Ты подожди меня здесь, – сказал мой брат, – а я сейчас.

Я остался стоять на лестнице в незнакомом мне доме. Потом мне надоело стоять на лестнице, и я поднялся наверх в коридор. Коридор был пуст. Я остановился у двери, слегка приоткрытой, и почему-то мне вдруг показалось, что брат зашел именно в эту дверь. То есть я был даже уверен в этом. Я постучал. Дверь открылась, и передо мной возник старикашка с кастрюлькой: у старика была белая борода. Он щурился – видимо, плохо видел, и ресницы у старика были белые тоже.

– Мой брат… – начал я.

– Вот вы, – быстро меня перебил старик, – пойдемте со мной… вот сюда… вот… в кухню…

Он зажег газовую плиту. Посмотрел на меня как-то сбоку (я стоял у дверей кухни) и налил в кастрюльку из крана воды.

– Будет суп, – объявил старик.

– Мой брат… – опять начал я.

– Просто к слову пришлось, – сказал старик. – Сейчас я буду резать лук. Вы не хотите со мной резать лук?

– Я не хочу резать лук, – сказал я.

– Вот зря, я вам дам нож…

– Зачем мне нож?

– Резать лук.

Он вытащил луковицу из кармана, аккуратно очистил, а кожуру преспокойно сжевал и съел.

– Не рекомендуют, а я все же ем…

– Я искал брата, – сказал я в нетерпении, – он куда-то зашел…

– У меня ваш брат, – сказал старик.

– У вас?

– Зайдите ко мне, я сейчас…

Я вошел в комнату старика. Брата там не было. Я хотел выйти, спросить старика, где же мой брат, когда его вовсе здесь нет. Я дернул дверь, но она не открылась. Видимо, я случайно защелкнул замок. Я сел на стул, оглядел комнату. На столе стоял живой гусь, привязанный за ноги к столу. Я удивился, как сразу его не заметил. В углу две теннисные ракетки. Портрет старухи в чепце. Вскорости кто-то дернул дверь.