Алексей Лисаченко - Жуть вампирская [litres]

Любящее тебя Воскресенье».

Весь обратный путь на борту фрегата был понедельник.

В лесной подстилке, глубоко под снегом, лежали вместе три семечка. Долго тянется зима, если ты – маленькое семечко. Весна далёким сном кажется. Какая уж тут весна – как бы не замёрзнуть или мышке не попасться. Но семечки всё-таки мечтали о весне и тихонько переговаривались:

– Я буду могучим ясенем, – говорило первое.

– Я стану белой берёзкой, – утверждало второе.

– А я пока само не знаю, кем вырасту, – сказало третье – неизвестное чёрное семечко, похожее на еловое.

И засмеялось тихонько:

– ХА-ХА-ХА!

Когда началась эта невероятная история, я лежал в постели и собирался уснуть. День выдался тяжёлый, и я очень устал.

В школе, где я работал директором, шла подготовка к Новому году. Учеников у нас было много, и школа работала в две смены. С утра до ночи передо мной проносилась нескончаемая чехарда учителей, которых надо было приободрить, хулиганов, которых следовало непременно отругать в директорском кабинете, и бумаг, которые было необходимо подписать ещё вчера. Иногда стоило больших усилий ничего не перепутать и не отругать вместо хулигана какую-нибудь бумагу.

В Новый год сюда добавлялась ещё ёлка, мишура и будущий праздничный концерт с артистами, новыми трубами для школьного оркестра и пригласительными билетами для родителей.

Надо ли говорить, что под вечер голова моя наливалась тяжестью, глаза слипались, а подушка притягивала, словно магнит.

Во сне я старался побыстрее добежать до своего города и спрятаться за его стенами. Да-да, там, во сне, у меня был припрятан маленький городок. Он стоял на высоком утёсе над зелёно-голубым морем, и белые стены окружали его со всех сторон. В городке жили милые дружелюбные люди, во всём похожие на меня. Кто-то из них был мечтателем и поэтом, кто-то любил возиться в огороде, кого-то влекло море с солёными брызгами и рыбалкой – и каждый был по-своему симпатичен.

Только двое, трус и жадина, мне не нравились – но они сидели в подвале. Дверь подвала не была заперта, но как только кто-нибудь из этих двоих показывался на улице, все остальные бросали на них такие укоризненные взгляды, что им сразу хотелось спрятаться обратно.

Был ещё обжора, но он очень старался держать себя в руках и не есть постоянно разные сладости, так что в городке относились к нему с сочувствием.

Иногда с моря набегали варвары. У варваров были лица двоечников, они махали неподписанными бумагами и требовали то новые трубы для оркестра, то говяжьи котлеты для столовой. К счастью, стены всегда их останавливали, и до самого звонка будильника я был в полной безопасности.

Так я жил попеременно то во сне, то наяву, и не ждал от жизни никаких особенных сюрпризов. Но ведь неожиданности потому так и называются, что приходят неожиданно – а значит, ждать их всё равно не имеет никакого смысла.

Однажды, по завершении трудового дня, я беспечно шагал по тропинке в свой город. Тропинка была отлично утоптана моими ногами. Она начиналась от моей подушки, спускалась под гору, петляла через облака и обрывалась у городских ворот. Я мог бы пройти по ней с закрытыми глазами.

Представьте же моё удивление, когда кто-то внезапно окликнул меня по имени-отчеству. Здесь, во сне, никто и никогда не называл меня так, и мне это показалось очень странным.

– Пожалуйста, помогите нам! – сказал чей-то голос из кустов барбариса. – Только вы может нам помочь.

В первый раз за много лет я свернул с тропинки. За кустами, покрытыми спелыми ягодами, красными и кислыми, обнаружилась поляна.

На поляне росло дерево. Больше всего оно напоминало ёлку, которую как раз накануне установили у нас в школе в актовом зале. Правда, у этого дерева была более тёмная хвоя, почти чёрная. Кое-где среди ветвей виднелись клочки мишуры, запутавшиеся ёлочные игрушки и обрывки гирлянд.