Зоя Воскресенская - В этот памятный майский день

Тоном, не допускающим возражений, комиссар предложил Владимиру Ильичу перейти на другую сторону и вперёд, чтобы нести бревно на правом плече и с хлыста, а не с комля.

— Нет, батенька, мне теперь по плечу и комель, — смеясь сказал Владимир Ильич, подперев правым плечом бревно.

Трудовой азарт царил не только на кремлёвском дворе. Он охватил всю Москву, города вёей России. Только в столице в этот день трудилось почти полмиллиона человек.

Владимир Ильич работал как и все, а рядом с ним, стараясь не отставать от взрослых, усердствовал одиннадцатилетний Володя Стеклов, сынишка товарища по партии, по эмиграции.

Весело скрежещет метла по торцам. Володя подметает мусор и внимательно следит, не блеснёт ли гильза от стреляного патрона. Карманы у него уже отяжелели. Иногда он скашивает глаза на Владимира Ильича — заметил ли он, какую большую кучу мусора собрал Володя. Но Владимир Ильич увлечённо расчищает отведённый ему участок.

Подъехал грузовик. Володя, смахивая ладонью капельки пота с лица, по-хозяйски смотрел, как красноармейцы лопатами побросали собранный им мусор в кузов машины. Ого сколько! Полмашины! Не меньше, чем у Владимира Ильича.

Субботник окончен.

Кремлёвский двор преобразился. По-праздничному блестят аспидные квадраты торцов.

— Ты хорошо потрудился. — Владимир Ильич положил руку на плечо своего маленького тёзки. — А гильзы тебе зачем?

Щёки у Володи зарделись ещё ярче: ничто, оказывается, не ускользнуло от зорких глаз Ильича.

— Это трофеи. Раздам ребятам в школе, хорошие вставочки для карандашей.

— А ну-ка высыпай сюда свои трофеи, — показал Владимир Ильич на фанерную лопату. — Проверим, нет ли там боевых патронов, а то начнёте ковыряться, наделаете беды.

Он присел на корточки и внимательно перебрал гильзы, которые Володя извлёк из карманов. Отобрал несколько штук нестреляных патронов.

— Тысяча жизней, — как бы взвешивая на руке патроны, сказал Владимир Ильич.

Володя поднял на него вопрошающие глаза.

Тысячу жизней отдали московские рабочие, чтобы завоевать власть Советов в Москве. А сколько жизней отдано, чтобы не пустить врага к столице в прошлом году… Вот эти ещё не успели отнять жизни, — сказал он, перекатывая с руки на руку патроны с матовыми, выпуклыми жалами пуль. — Вставить бы во все гильзы вместо пуль карандаши! А? — Владимир Ильич внимательно посмотрел на Володю, на его румяные, перемазанные копотью щёки. — Ну что ж, беги домой переодеваться. Не забудь вымыть лицо и руки и обувь смени: твои сандалии совсем размокли, так и простудиться можно. Пойдём закладывать памятник Карлу Марксу. Напомни, кстати, об этом Юрию Михайловичу. Я его что-то не видел.

— Папа работал в другой артели, что за Царь-пушкой, — сказал Володя и побежал.

— Жди меня у Владимирских ворот! — крикнул ему вдогонку Владимир Ильич и сам направился домой.

Вскоре он вышел в чёрном костюме, в белой рубашке, галстук в косую белую полоску, в петлице алый бант. На голове неизменная кепка, чуть оттянутая назад. Его догнали Феликс Эдмундович Дзержинский и Николай Ильич Подвойский. У обоих тоже были первомайские красные банты на груди. Володя бежал, стуча высокими каблуками по булыжнику и на ходу торопливо что-то дожёвывая.

— Мама мне свои туфли дала, другой обуви у меня нет, — с виноватым видом сказал Володя.

Владимир Ильич вздохнул.

— А где же папа? — спросил он.

— Дописывает стекловицу, потом придёт на площадь.

Феликс Эдмундович рассмеялся.

— Стало быть редактор «Известий» товарищ Стеклов дописывает передовицу. Надо ж, как прилипло к нему это, — шутливо заметил он.

На Театральной площади у Большого театра работали комсомольцы Басманного района: очищали её от многолетнего мусора, подстригали кустарники, заделывали выбоины на мостовой, красили заборы.

— Ребята, Ильич идёт! — крикнул кто-то, и с громогласным «ура-а-а!» комсомольцы устремились навстречу Владимиру Ильичу, окружили его, радостные, возбуждённые весенним воздухом, солнцем.

— Поздравляем вас, товарищи комсомольцы, с праздником Первого мая, с праздником труда! — обратился к ним Владимир Ильич.

— Спасибо! Вас тоже поздравляем с праздником! — отвечала молодёжь.

К Владимиру Ильичу протиснулся юноша. В руках у него было пустое ведро из-под зелёной краски, в котором громыхала деревяшкой кисть. И весь он был обрызган зелёной краской, словно сама весна постаралась над ним.