Николай Тихонов - Волшебная бумажка [авторский сборник]

Он не сказал, откуда он взял эту пьесу. Он видел такую феерию на сцене Народного дома, и она ему хорошо запомнилась. Нам, мальчишкам, это всё очень понравилось, но девчонки стали кричать:

— Вам интересно — вы будете умирать, а мы что будем делать?

Паша остановил их крики и сказал:

— Вы будете сёстры милосердия и будете за нами ухаживать. У вас будут белые передники и красный крест на груди и на рукаве.

Девчонки согласились, что это пойдёт им, но только спросили:

— А после войны мы будем плясать?

Паша пообещал, что после войны все мы будем плясать и жечь бенгальский огонь.

Работа закипела. Девчонки изо всех сил шили себе передники с красными крестами. А мальчишки делали из тряпок эполеты и приготовляли деревянные ружья и пистолеты, закупали массу пистонов в мелочной лавочке.

Все радовались спектаклю, даже матери, потому что на это время драки прекратились. Было не до них. Все дети стали послушными, так как самым большим шалунам объявили, что их не пустят на сцену, если они будут безобразничать.

Вышло только не совсем гладко, когда стали договариваться, кто будет кого изображать. Все хотели играть героев, а героев в пьесе было не так много.

Я, как самый азартный мальчишка, пробился в герои. Я только не знал, кого играть интересней: Корнилова или Нахимова. Но Пашка по-приятельски посоветовал играть Корнилова.

— Понимаешь, Нахимов главный герой, но он должен падать просто так, потому что его пуля убивает; а ты играй Корнилова — тебя «ядро в живот ударит. Это красивей.

— А как ты сделаешь ядро? — с некоторой опаской сказал я. — Не будет очень больно?

— Ядро я сделаю сам, — сказал он. — Не бойся, до смерти не убью.

И он уговорил меня играть Корнилова. Я был в чёрном пиджаке, который сидел на мне, как пальто. На плечах у меня были большие генеральские эполеты с мишурой, на поясе болтался большой кортик, сделанный из дерева. Вместо ножен у меня был пенал, завёрнутый в чёрную материю. На голове была гимназическая фуражка, которую мне одолжил знакомый гимназист. Только с фуражки мы сняли серебряные пёрышки и сделали круглую кокарду.

Под носом я нарисовал углем длинные и чёрные усы, но Пашка сказал:

— Сократи усы — ты не Тарас Бульба, а генерал.

Играли на большой террасе, которую нам разрешили занять под спектакль.

Зрителей было сколько угодно. И при виде большой толпы все играющие пришли в такое возбуждение, что крик и шум на сцене были страшные. Стреляли больше чем надо и кричали до хрипоты.

Я кричал больше всех, но мне всё было мало. Сцена изображала бастион. Стулья были накрыты половиками, а самоварные трубы изображали пушки, но никто этого не замечал. Дым от выстрелов поднимался к потолку. Терраса была закрытая.

Я вышел на бастион. Я сказал:

— Товарищи, отступать нам некуда, — и показал на сад, в котором сидели зрители.

Там захохотали при этих моих словах.

Я обозлился, поправил кортик, сказал в сад негромко: «Дураки!» — и хотел повторить фразу, но Пашка поторопился, и вдруг меня ударил в живот большой футбольный мяч, оклеенный чёрной бумагой. Я упал, сам того не ожидая.

Меня подхватили и потащили. Девчонки окружили меня, прикладывая платки к глазам, делая вид, что плачут, но так, чтобы было видно, что у них на груди красные кресты. Я хотел протестовать, что меня рано убили, но Паша шепнул: «Молчи!» Меня выволокли и бросили на полу в балконной комнате, а все вернулись на сцену.

Я слышал, как среди грохота и шума Паша кричал: «Адмирал Корнилов убит!»

Я был очень азартный мальчик, и я не мог спокойно сидеть на полу, когда там играли. Тем более, что я видел в зеркало, какие на мне пышные генеральские эполеты. И вообще я был хорош, но только один ус размазался по щеке, пока меня тащили. Нет, я не мог сидеть в бездействии. Я взял крокетный молоток, валявшийся в углу, и, опираясь на него, вышел на сцену, как раненый инвалид.

Зрители в саду снова захохотали. Я взглянул и заметил, что хохотали больше других те, кого мы не приняли играть в спектакле.

На сцене все остановились в недоумении, потому что моё появление их смутило. Но я сказал:

— Вышла ошибка. Адмирал Корнилов не убит, а только ранен.

Я хотел дальше командовать, хотя понимал, что я всё перепутаю. Но я, повторяю, был в азарте, и меня уже ничто не могло остановить.

Однако Паша был хитрее меня. Он только секунду стоял в растерянности, а затем снова схватил свой проклятый футбольный мяч, оклеенный чёрной бумагой, и пустил в меня с такой силой, что я, не ожидая этого подвоха, снова свалился.