Владислав Крапивин - Острова и капитаны. Книга 1 и 2

«Я помню», — подумал Гай.

— Так обидно стало, — вздохнул Пулеметчик. — Если бы гранатами закидали, тогда еще понятно. А то веревка… Хорошо, что у меня была граната. — Он с веселым недоумением взглянул на Гая. — Куда она потом подевалась? Пропала, будто по правде взорвалась — на мелкие пылинки…

Гай тихо сказал:

— Если бы по правде, тогда никого бы из нас не было.

— Ну да… — Сержик понимающе кивнул. — Знаешь, я как-то даже испугался. На одну секунду…

— Чего… испугался? — осторожно спросил Гай.

— Ну… — Сержик смотрел доверчиво. Может, видел в Гае товарища по суровой игре, который его поймет. Может, вообще был у Сержика Снежко такой вот открытый характер. — Я так разозлился, что взяли хитростью… Показалось, будто в самом деле на войне. Ка-ак дерну кольцо… А потом уж смотрю — это же наши ребята кругом.

«Значит, если бы не ребята, а враги, ты бы и правда дернул? Настоящую?» — едва не спросил Гай. Но не решился.

Да и чего было спрашивать? Он вспомнил тот кинжальный взгляд Пулеметчика. А сегодня! Риск там, у водостока, был, может, и не смертельный, но и не шуточный…

Сержик тоже вспомнил спасенного малыша и его приятелей.

— До чего же бестолковые… Сушись теперь из-за них. Если с мокрыми ногами приду, бабка сразу в оборот возьмет…

— За что? Ты же человека спас!.. Ты объясни!

— Ага, будет она слушать! Сразу за шиворот и получай, милый внучек… — Сержик хлопнул мокрыми гольфами по скамейке и засмеялся: — Знаешь, какая решительная бабушка…

— Баба Ксана? Я думал, она прабабушка, Сержик очень удивился:

— Ты ее знаешь?

— Я… — смешался Гай. — Случайно. То есть не случайно, но… В общем, я когда с ней познакомился, я не знал, что ты ее внук… или правнук. Мне уж потом Ася Новицкая сказала.

Сержик молчал и смотрел вопросительно. Гай объяснил:

— Про бабу Ксану мне тоже Ася сказала. Потому что мы про бюст заговорили. Ну, про тот деревянный портрет офицера, что у нее стоит. Знаешь?

— Знаю, конечно… — Сержик по-прежнему смотрел недоуменно. И кажется, слегка насторожился. Может, решил, как и баба Ксана, что речь пойдет о музее? — А чего он тебе, этот бюст?..

— Да он как раз не «этот», — вздохнул Гай. — Я думал, что он с «Надежды», которой Крузенштерн командовал… Это давняя история, про одного лейтенанта и его бюст… Я подумал: а вдруг это тот самый? А баба Ксана говорит, что нет. Что это какой-то севастопольский герой… И что его друг ее сына вырезал…

— Ну да, — сказал Сержик, словно спрашивал: «Что здесь удивительного?»

— А кто этот офицер? Не знаешь?

— Знаю, конечно. Лев Толстой.

Гай изумленно заморгал. Сержик засмеялся:

— Это не тогда Лев Толстой, когда он с бородой, старый, а раньше. Когда он здесь на бастионах воевал. Ты, что ли, не слышал про это?

Гай, конечно, слышал и читал. И памятник Толстому видел на Четвертом бастионе — черный камень с белым барельефом. И сейчас понял, что барельеф и бюст похожи. И еще вспомнил портрет молодого Толстого в книге «Севастопольские рассказы». Можно было бы сразу догадаться…

«Или что? Ты все-таки надеялся, что это по правде Алабышев?» — с хмурым ехидством спросил себя Гай.

Сержик сказал, словно извиняясь:

— Вообще-то сходство там, наверно, не очень хорошее. Не художник ведь делал.

— Нет, хорошее. Теперь я понял, — вздохнул Гай. — Просто до этого я о другом думал… А баба Ксана почему не знает, что это Лев Толстой?

— Ей говорили, да она не помнит. Старая ведь уже… А потом и говорить не стали. Пусть думает, что Гриша…

«Конечно, пусть…» — мысленно согласился Гай. И сказал:

— А она мне совсем не показалась злой… баба Ксана… Наоборот…

Сержик тихо улыбнулся:

— А она и есть наоборот. Просто она притворяется сердитой. Чтобы судьбу обмануть.

— Зачем?

Сержик опять глянул доверчиво.

— Ну, понимаешь, она же суеверная. Потому что возраст… Ей кажется, будто за ней кто-то невидимый следит, навредить хочет. И если она кого-то сильно полюбит, этот невидимка может тому человеку зло сделать… Или совсем погубить, как Гришу.

— Кто? Бог, что ли? — смущенно спросил Гай.

— Да нет. Она говорит, что Бог-то как раз добрый… Пока церковь на Большой Морской работала, она туда каждую неделю ходила. А сейчас в другую ходит, на кладбище… Но она говорит, что Бог не может каждого от злой судьбы защитить, людей-то вон сколько… Вот она и притворяется, чтобы горе отвести. Чуть что — сразу меня веником или рушником; «Ах ты злодий, я ж тебя зараз!..» — Сержик засмеялся, но сразу замолчал и вдруг сказал полушепотом: — А если думает, что сплю, сядет рядом и волосы мои трогает. Шепчет что-то… Мне тогда ее жалко…