Сара Пеннипакер - Дорога домой [litres]

Пакс потрусил к дубу вслед за Мелким и опустился рядом. Мелкий обвил нос хвостом и закрыл глаза, но Пакс бдел, не отводил взгляда от тёмного отверстия под крыльцом. Он не собирался туда соваться, пока Игла сама не позовёт, – ему уже приходилось испытывать на своей шкуре остроту её зубов, – однако сегодня ночью им владело неодолимое желание её защищать.

Когда небо на востоке начало светлеть, приплыл запах крови.

Пакс взвился, подлетел к крыльцу.

В утреннем прохладном воздухе висело горячее влажное облачко. В облачке была кровь, но она была не от раны и не от смерти. Эта кровь была от жизни – пульсирующей, новой. Пакс не мог больше ждать.

И он ринулся внутрь.

Игла вылизывала три тёмных гладких тельца, которые извивались и жались друг к дружке. Когда глаза привыкли, Пакс начал различать тонкие ножки, тянувшиеся из мехового клубка. Крохотные розовые лапки сжимались и разжимались, крохотные розовые носики тыкались во все стороны, крохотные розовые ушки трепетали от звуков новой жизни.

Игла мурлыкала. Наши. Хорошо .

Пакс лёг и обвился вокруг своей семьи. Три крохотных сердечка бились о его сердце. Хорошо. Наши.

– Ярешил.

– Чего ты там решил? – буркнул дед, недовольно отрываясь от телевизора.

– Я забираю пепел.

Дед стрельнул глазами в сторону полки за железной печью. На полке стояла картонная коробка.

И четыре фотокарточки в рамках, они были на этой полке всегда, сколько Питер себя помнил. На первой – деду восемнадцать, он в военной форме, при полной экипировке, гордо стоит на крыльце дома, рядом прабабушка с прадедушкой, которых Питер никогда не видел. Вторая – свадебная: дед женится на бабушке, её Питер видел когда-то, но не запомнил. На третьей счастливые молодые родители склонились над младенцем, это отец Питера. И на последней – сам Питер: малыш с оттопыренными ушами и в костюмчике, по бокам мама и папа, дед чуть в стороне. Питеру всегда казалось, что эти четыре карточки стоят тут специально для того, чтобы он пытался вообразить невообразимое: в жизни его деда когда-то была семья.

Дед прищурился – видимо, взвешивал, у кого больше прав на коробку с прахом. Кому должно отойти то, что осталось от человека? Отцу погибшего? Или сыну? Питер распрямил плечи.

Дед развернулся к нему, откинулся в своём потёртом кресле, скрестив ноги в ботинках. Отключил звук – теперь ведущий телешоу нелепо размахивал руками в тишине.

– Ну и? Что ты собрался с ним делать?

– Высыпать на мамину могилу. Они должны быть рядом.

Питер смотрел деду прямо в глаза. Обычно он этого избегал – потому что невольно сжимался, видя в дедовых глазах своё отражение.

Но сейчас он выдержал и даже постарался добавить взгляду твёрдости – ради мамы. В последнее время он чувствовал себя странно виноватым перед ней: как будто она чего-то хочет от него, а он никак не поймёт, чего именно. Да, наверное, этого она и хочет: чтобы он привёз ей этот пепел.

Дед скривил губы, словно собираясь спорить. Потом покосился на подлокотник своего кресла, ногтем большого пальца отскрёб от обивки какую-то присохшую корочку. И Питер понял, что победил.

– Ладно, стало быть, так, – произнёс дед. – Когда едешь?

– Как только школа закончится. В этом году всех распускают пораньше, чтобы школьники, кто хочет, могли тоже записаться в Воины…

– Угу, слыхал я про этих уборщиков-чистильщиков. Воины Воды! Курам на смех. Будет всякий сброд шнырять по окрестностям, строить из себя солдат.

Питер так не думал. Они с Волой оба считали, что ровно это сейчас и нужно: направить всё, что есть у армии – систему подготовки, технику, людей, – на ликвидацию последствий войны. И школьников привлечь – тоже хорошая идея: пусть Юные Воины помогают взрослым очищать воду. Но он закусил губу. Сейчас главное – забрать эту коробку.

Тяжко вздохнув, дед поднялся и подошёл к полке. Но вместо того, чтобы взять коробку с прахом, он вытащил из-под неё коричневый конверт.

– Вот, пришло. Тянули-тянули резину, разродились наконец.

Питер разглядел на конверте армейскую эмблему.

– А. Так они установили… – он запнулся, сглотнул, – обстоятельства?

– Установили, установили… Хочешь знать?

Питер уже собирался кивнуть, но что-то в дедовом лице его остановило. Отец не пал смертью храбрых в бою, это они уж поняли. Иначе не было бы этих шести долгих месяцев загадочного молчания. Попал под миномётный обстрел противника, находясь в сотне миль от своей базы, – вот всё, что им тогда сообщили. Но из-за того, что окончательного заключения до сих пор не было, казалось даже, что всё это не совсем по-настоящему. И хорошо, думал Питер, пусть бы так и оставалось.