Любовь Воронкова - Село Городище. Девочка из города. Федя и Данилка

Девочки помогли Валентинке снять валенки и вылили из них воду.

Валентинка дрожала.

- Пошли к бабушке Славиной! - сказала Варя. - Она добрая. Мы когда зимой в прорубь провалились, она всех нас сушила.

- И правда! - подхватила Таиска. - Пошли!

Бабушка Славина одиноко жила в своей маленькой избушке. Ни родных, ни близких у неё не было. Но когда соседи заходили к ней за какой-нибудь нуждой или ребятишки забегали со своим горем, она всегда была рада помочь, чем только могла.

Бабушка велела Валентинке снять валенки и намокшее платье, дала ей свою шубейку и затопила печку. А на стол поставила чугунок со сладкой пареной брюквой:

- Ешьте. Мёд, а не брюква.

Девчонки всё ещё переживали случившееся. Они уже не дичились Валентинки. И Валентинка больше не боялась их. Они не смеялись над её синим капором, не разглядывали, какие у неё чулки.

- А всё-таки у нас Валентинка смелая, - сказала Таиска. - Я ещё и опомниться даже не успела…

Алёнка поёжилась:

- Прямо в воду! Ух!.. А если б тут не мелко было? Если б тут яма была?

- Страшно! - прошептала Варя.

- Ну и что ж, что страшно! - ответила Валентинка. - А если б Романок ваш был? И ты тоже прыгнула бы. Мало ли что страшно! Конечно…

Она вдруг заплакала. Ей снова представилось, как бурная река уносит льдину и Романок стоит на этой льдине и смотрит на всех испуганными синими глазами. А льдину уже вертит, уже крутит в воде… Ой, что, если б это и в самом деле случилось?

- Ну, ведь не случилось же, ведь не случилось же! - повторяла Таиска. - Ведь не случилось же!

Но неожиданно всхлипнула и сама. И тут же рассердилась:

- Уж и надаю я этому Романку сегодня! Будет он у меня знать, как в реку соваться!

Серые стояли дни. Тяжёлый сырой туман висел над землёй. Ночи были непроглядны. Только ветер шумел и река бушевала вдали.

И вдруг ударило солнце. Засверкали Грушины спицы, воткнутые в клубок; словно серебряные, засветились ручки у комода; заблестела посуда на полке, и на большой глиняной миске отчётливо проглянули глянцевые синие цветы.

А на подоконниках, затопленных солнцем, свежо и сквозисто зеленели дедушкины сеянцы.

Валентинка была молчалива. Но ей казалось, что начался какой-то необъяснимый длительный праздник. Этот праздник не имел названия, но он был разлит в воздухе, глядел в окна. Она вышла на улицу - праздник был и здесь. Да ещё какой! Снег уже исчез - туман и чёрные ночи согнали его. Синие лужи, словно осколки зеркала, ослепительно сверкали под солнцем. Тонко звенел ручеёк, бегущий через двор. А возле избы на старой берёзе пел скворец. Как он пел! Он словно хотел рассыпаться сам в своих звонких трелях, он даже крылья распускал и весь трепетал от неизбывного счастья.

Дед на усадьбе подправлял изгородь. Он постукивал топором по тонким ольховым жердинкам, подгонял их, прилаживал к высоким кольям, перевязывал мягкой, как волокно, ивовой корой.

Но вот он остановился отчего-то, поднял бороду и глядит в небо. Валентинка сразу встревожилась. Что там? Самолёт? Немецкий?

Дед поманил её пальцем. Валентинка подошла. И - как хорошо! - вместо жёсткого, воющего гула немецких пропеллеров она услышала ещё одну птичью песню. Словно серебряные колокольчики звенели вверху. Словно серебряный дождик падал на землю. Высоко-высоко дрожала в небе маленькая птица.

- Дедушка, кто это? - спросила Валентинка. - Это соловей?

- Это не соловей, - ответил дед, - это самая наша крестьянская птичка. Всегда она с мужиком в поле. Мужик работает, а она над ним поёт, веселит его, радует. Это, Валентинка, жаворонок!

- Жаворонок?!

Тотчас вспомнились жаворонки, которых они лепили из теста. Какой же этот? Может, как Таискин - с широкими крыльями и гребешком на голове? Или такой, как был у неё, - с тремя перьями в хвосте? Какие у него перья: синие или красные?

Но нет! В толстой книге был нарисован жаворонок. Маленькая серая птичка с хохолком на голове. Такая же простая серая птица, как воробей.

Ну и пусть как воробей! Пусть совсем простая и совсем серенькая! Всё равно - это самая лучшая птичка на свете!

Среди улицы, подёрнутой яркой зеленью, одна за другой собирались бабы-колхозницы. Сначала две встретились, заговорили и остановились. Потом из соседних дворов подошли. Все поглядывали на тёплое небо, на талый, украшенный лужицами выгон, советовались о чём-то…

- Вроде как пора… Уж вон возле палисадника и крапива выскочила.

- Да, думается, пора… Чего ж томить, пусть прогуляются… Ванька, беги за пастухом!