Любовь Воронкова - Село Городище. Девочка из города. Федя и Данилка

Раиса плакала. Груне тоже очень хотелось заплакать, в серых глазах ее так и бегали слезинки.

- Давайте, будто мы танкисты, - сказал тогда Женька, - и будто мы едем в танках на фронт! Р-р-р… Смирно!.. Внимание! Враг перед нами!

И все зашумели, будто танки. Палили по врагу из пушек, строчили из пулеметов. И не заметили, как снова смех и веселье вернулись к ним.

День за днем проходил август, красивый, богатый месяц. Кое-где на березах замелькала желтизна, будто солнечные брызги застряли в темной зелени. Уже подрывали понемногу молодую картошку на огородах, уже приносила мать к завтраку и к обеду пучки зеленого лука с грядки и выкладывала из фартука на стол только что собранные, еще мокрые от росы огурцы…

В полях, тихих и жарких, больше не пели жаворонки. Только ходил ветерок по яровым и озимым хлебам да солнце старательно пригревало и золотило колосья. Овес был еще зеленый, почти синий к корню, но кудрявые головки его уже посветлели и начали желтеть… А рожь стояла вся светлая, вся желтая и клонилась книзу и шуршала сухим жестким колосом…

На десятый день августа Груня сказала своей бригаде:

- Ребята! Сегодня сено - последочки. Уберем - и все! А завтра - в поле, снопы подтаскивать.

Сено пышным серо-зеленым лоскутом лежало на лужайке. Груня первая шла в ряду - подхватывала граблями легкие клоки и перебрасывала на другую сторону. За ней шла Стенька. За Стенькой - Раиса. А уж дальше начинался мальчишеский ряд. Ромашка шел последним и ворчал, что ему с граблями повернуться негде, что ему просто ходу не дают.

Зато, когда поворачивали обратно, первым оказывался Ромашка. И тут уже он, раскрасневшись, как клюква, из сил выбивался, чтобы обогнать ребят, и уходил от них вперед шагов на пять.

- Я вас попарю! - бурчал он. - Работать так работать!

Пока сохло поворошенное сено, ребята уселись и улеглись отдыхать в холодке, под большой старой березой, которая одиноко стояла на краю лужайки. Тянуло ветерком, чуть-чуть играли над головой мелкие березовые листья. Груня сидела, прислонившись к стволу, и глядела на светло-желтую дранковую крышу тетки Дарьиной избы, которая уже поднялась над палисадником.

Вот и строится Городище… Вот и не надо разбредаться в разные стороны. И новая изба с малиновыми наличниками не приснилась ей - нет, крепкий сруб из чистых округлых бревен венец за венцом растет на пепелище.

В ту же сторону глядел и Ромашка. Он тоже видел Городище, он видел даже стены своего нового дома. Но мысли его были о другом…

- Вот был бы я председатель, - вдруг сказал он, - я бы…

Все дружно рассмеялись:

- Ох, уж и председатель! Ну и председатель!

- А что ж? Я бы…

- Ты бы сразу весь колхоз и разогнал! - сказал Женька. - Тому - стукушку, тому - колотушку!.. Живо управился бы!..

- Дураки! - беззлобно сказал Ромашка. И, закинув руки за голову, стал глядеть в небо.

Но, помолчав, продолжал:

- Я бы таких лошадей завел! Я бы таких лошадей! Они бы у меня из упряжки рвались. Эх, видел я жеребца в совхозе - Бронзовый зовут. Темный, карий такой, блестит, будто маслом смазанный!.. Голову поднял - не достанешь! А глаза так и сверкают, как молния. А как запрягли - эх, буря мглою небо кроет! Как подхватил с места, только сиди! Вот такого жеребца я завел бы, а рабочих лошадей полный двор наставил бы. Они бы у меня сытые были, крепкие. Никакого воза не боялись бы!

Женька живо приподнялся и сел на старую кротовую кочку.

- А я бы… я бы нет! Я бы сразу всякие машины завел. Я бы сейчас, как весна, на пашню трактора двинул бы, каждый по шесть лемехов, да две бороны сзади… В одну сторону прошел - шесть борозд, в другую - еще шесть борозд. Пошли, загудели - только лемеха посверкивают!

- Тракторам-то бензин нужен!

- А лошадям-то овес! Не все равно? У меня бы дня три-четыре - и все в поле зачернело бы. Сей! Ну уж, а сеять, конечно, тоже не с лукошком бы вышел. Сейчас бы у меня сеялки пошли, они бы у меня семена-то по полю по зернышку разложили бы… Ну, а уж осенью - пустил бы я комбайны по полю, как корабли по морю! Уж душа не дрожала бы, что рожь осыплется, - только мешки подставляй.

- Понимаешь ты! Лошадь - живое существо! Ведь она все соображает, всякую дорогу помнит… Ведь с ней разговаривать можно. Поглядит на тебя глазом - ну, только слова не вымолвит! А машины что? Железо да дерево!

- А ты много понимаешь! А машина разве не соображает? Побольше, чем твоя лошадь, соображает. А еще и побольше, чем человек, и нигде не ошибется. Вот попробуй-ка сделай, что машина сделает!