Жоржетта Геген-Дрейфюс - Как бездомная собака

На этот раз ее отослала сама мадам Бержэ.

- Элизабетта, пойди ненадолго к себе, займись чем-нибудь,- сказала она, - мне нужно поговорить с твоей мамой.

- Иди, родная моя, - добавила Сесиль. - Дойди до фермы и скажи Мари-Луизе, чтобы она с Анеттой подоила коров: я не смогу сегодня прийти. Но только будь вежливой. Я не хочу, чтобы Мари-Луиза имела основания на тебя жаловаться. А когда вернешься, покажешь мадам Бержэ куклу, которую дядя Жан привез тебе из Парижа.

- Мне всегда приходится особо настаивать, чтобы она была вежливой, - пояснила Сесиль, оставшись вдвоем с Элианой Бержэ. Стоя у окна, они смотрели на удалявшуюся девочку, которая махала им рукой.- Иногда она бывает очень дерзка…

- Как в первое время и все наши дети, когда им улыбнется счастье. Вы же понимаете, что ее кормилица в своей деревушке не могла научить ее вежливости. Старуха в этом деле была не очень-то сведуща.

- Вы платите такие гроши семьям, которые берут на воспитание ваших питомцев, что, наверно, находится мало охотников. Вспоминаю эту ферму, куда я с тетей ездила за девочкой. Там было так бедно и неопрятно!

- Возможно. Мы, конечно, платим слишком мало, нужно было бы удвоить назначенные для этого суммы. А детям все же совсем не плохо живется у крестьян, - они относятся к ним, как к своим. У нас больше предложений, чем детей, которых нужно разместить.

- Это указывает, насколько велика нужда у наших крестьян, - заметила Сесиль. - Такая смехотворная сумма имеет для них значение, потому что это наличные деньги. Крестьяне относятся к своим питомцам, как к собственным детям, я это знаю. Но они их плохо кормят, потому что сами плохо едят. В результате вам приходится отправлять ваших ребят в санатории и платить за них очень дорого. Деньги, которые расходуются на детей, когда они больны, было бы гораздо разумнее употребить на уход и питание, когда они здоровы. Да садитесь же, пожалуйста, - добавила Сесиль, закрывая окно, - вы хотели мне что-то сказать.

Элиана Бержэ тяжело опустилась на стул, словно несла на себе большой груз; она положила толстый кожаный портфель на стол и спросила:

- Ну, что вы скажете относительно Элизабетты? Улучшился ли ее характер? Вы жаловались мне, что вам с ней приходится трудно.

- Да, воспитывать ее подчас дело нелегкое, - призналась Сесиль, - но иногда она бывает таким славным ребенком, ну, я и воспряну духом и надеюсь, что с помощью моей тети, мадам Виньоль, которую Эли очень любит, я сделаю из нее искреннюю и хорошо воспитанную девочку. Она умна и многое понимает.

- Слишком многое.

- Да, вы правы… В первое время я часто ее спрашивала: «Когда же тебе будет семь лет? Ты говоришь, как будто тебе тридцать». Теперь ей девять, она молодеет,- с улыбкой сказала Сесиль и сама стала совсем молоденькой.

- Ее все еще интересуют только разговоры взрослых?

- Она охотно играет с детьми, особенно с маленькими, но предпочитает общество взрослых.

- Все еще так же лжет?

- Нет, теперь меньше; надеюсь, что она исправится. Впрочем, все, или почти все, дети лгут, чтобы оправдаться, особенно дети без отца и матери.

- Вы все еще хотите ее удочерить?

- Да, думаю… Несмотря на ее недостатки, я очень к ней привязалась.

- Не очень-то привязывайтесь к ней…

Сесиль с удивлением посмотрела на Элиану Бержэ, которая продолжала:

- … Вот если бы я от вас услышала, что вы отказываетесь от нее, что не можете к ней привязаться, тогда было бы другое дело, тогда я могла бы промолчать, теперь же приходится сообщить вам то, что я узнала.

- Сообщить то, что узнали? - Сесиль испуганно посмотрела на мадам Бержэ.

Сердце Элианы сильно билось, но отступать уже было нельзя.

- Помните ли вы, мадам Монзак, тот день, когда вы сказали мне: «Я ничего не хочу знать о происхождении ребенка; я только должна быть уверена, что отец ее не немец». И вы просили меня навести справки.

- Да… я об этом просила, ну и что… что вы хотите сказать?

- Что отец… именно немец.

- Не может быть! Как вы это узнали?

- Совершенно случайно. Я отвозила одного воспитанника в профилактический диспансер, в далекую провинцию. Называть ее я вам не стану. И вдруг на одном перекрестке я увидела на столбе название деревни, которое показалось мне знакомым. В этой деревне прежде жила мать Элизабетты. Вам ведь известно - я этого от вас не скрывала, - что мать ее была женой военнопленного, которая, подобно многим, прижила во время войны ребенка. Имя матери я знала и решила остановиться в этой деревушке на обратном пути, когда буду одна. Возможно, что мне вовсе не следовало за это браться, - она смущенно улыбнулась, словно извиняясь.-В таких случаях очень трудно знать, правильно ли ты поступаешь, или нет. Я подумала о вас, о том, что вы мне говорили, вспомнила, что вы еще не удочерили девочку, и решилась. А если вдруг я узнаю то, чего вы опасались…