Брайан Фрил - Протест настоящего мужчины

Впрочем, это можно понять — ребята подобрались все грубые, дети мелких фермеров, они и курили, и в карты играли, могли выпить, если было что. Мама сказала Дэнису, что школа эта — не из лучших, да что поделаешь? Отец шлет ей на содержание гроши. К тому времени они с отцом уже разошлись.

Но однажды к Дэнису подошел новенький, Френсис Камминс. Оказалось, он из Данмора, где жила мама Дэниса. На других ребят ни капли не похож. Смешной такой, с серьезным лицом, голова крупная, будто от другого туловища, и большой любитель поговорить. Родители Френсиса готовили его в священники, и было ясно, что священник из него выйдет неплохой — он всегда все делал по правилам. Не убегал, не курил, не играл в карты. Еще у него был отличный слух. Просвистишь песенку, а он тут же подбирает ее на рояле.

Даже самые задиристые скоро оставили Френсиса в покое. Вывести его из себя было невозможно, как ни старайся. Любое оскорбление он принимал с улыбкой, словно с ним шутили, и скоро обидчики отвязались от него — такого и дразнить-то неинтересно. К тому же с первого дня он прилепился к Дэнису. Мальчишкам из компании Дэниса это не нравилось: стоило Френсису застать их за каким-то недозволенным занятием, он тут же начинал читать им нотации, точно старшина, но прогнать его Дэнис не мог. Не мог, и все. В такой школе, вдали от всего на свете, к человеку из родного городка пробуждаются какие-то особые чувства. А ребята… они не знали, как иногда тоскует Дэнис по Данмору, по дому, по сестренке Марте, с которой беспрестанно ссорился. Иногда Дэнис видел родной дом во сне, просыпался среди ночи и думал о нем, а потом весь день воспоминания преследовали его как призраки. Хотелось броситься на кровать, разрыдаться… Но разве можно? В комнате — сорок человек, в четыре ряда жмутся одна к другой кровати.

Камминса, этого божьего одуванчика, Дэнис терпел и еще по одной причине. К немалому удивлению Дэниса, Камминсу каждую неделю присылали из дому посылку: мясные и рыбные консервы, консервированные фрукты, много всякой всячины. Сам Дэнис всегда ходил голодным. Школьными харчами досыта не наешься, а платить за дополнительную кормежку маме было нечем, и Дэнис никогда не получал на завтрак ветчину, как многие другие. Его частенько навещал отец, беспокоился, все ли в порядке, но Дэниса предупредили: не жаловаться. Отец давал ему фунт-другой, и через два дня этих денег не было и в помине. Если Дэнису что и снилось, кроме дома, так это еда. Камминс всегда делился с ним своими гостинцами, и временами Дэнису становилось стыдно — не очень приятно чувствовать себя нахлебником. Но он тут же успокаивал свою совесть: угощая, Камминс радовался не меньше его самого. Он поучал Дэниса, словно старая классная дама, и все до последней конфетки делил на порции.

— Сейчас я тебе дам только один кусочек, — обычно говорил он веселым и не терпящим возражений тоном.

— Ну вот еще! — ворчал Дэнис, бросая на пирог жадные взгляды. — А остальное куда денешь?

— Но если я тебе дам сейчас все, ты все и съешь, — втолковывал ему Камминс. — А так: кусочек сейчас, кусочек завтра, еще один в воскресенье, и пирога тебе хватит не на день, а на целых три.

— Да что толку, если сейчас я все равно останусь голодный? — кричал в ответ Дэнис.

— А завтра вечером? — вопрошал Камминс, приходя в отчаяние от такой жадности. — Завтра, думаешь, есть не захочется? Чудак ты, Дэнис, — трещал он дальше. — Каждый раз одно и то же. Либо пировать, либо голодать. Тебе дай волю — просвистишь все, что есть за душой. Пойми, я тебе только добра желаю.

«Ну и желай на здоровье, — думал Дэнис, — главное, не забывай пирогом подкармливать». Камминс не забывал. Он вообще пекся о благе других, будто уже был священником. Но иногда этой заботы не выдерживал даже Дэнис. Как-то они проходили мимо сада священников, и Дэнис вдруг увидел — редкий случай — поблизости никого. В нем сразу пробудился бешеный голод.

— Стой на стреме, — бросил он Камминсу и начал карабкаться через забор.

— Ты что задумал, Дэнис? — не на шутку встревожился Камминс.

— Хочу сорвать пару яблочек, — ответил Дэнис, спрыгнул в сад и побежал к деревьям. Из-за забора до него донесся долгий и громкий вопль.

— Неужели ты собираешься украсть их, Дэнис? Не надо! Умоляю тебя, не надо!

Дэнис уже устроился между двумя крепкими суками дерева, на которых росли большущие красные яблоки. Снова раздался крик, и Дэнис увидел — Камминс сидит верхом на заборе и разве что не плачет.