Георгий Скребицкий - От первых проталин до первой грозы. Повесть о детстве

- Там нет кошелька.

- То есть как нет? Я же его утром сама положила. Ослепли все, под носом ничего не видят! - заворчала Лизиха, вставая, и направилась в спальню сама.

Прошло несколько минут. В коридоре послышались тяжёлые торопливые шаги. В комнату вошла Елизавета Александровна. Лицо у неё было багрово-красное. Глаза сузились в крохотные щёлочки.

- Кто взял мой кошелёк?! - задыхаясь от ярости, с трудом выговорила она.

Мы все разом подняли голову от книг и тетрадей и в немом ужасе глядели на обезумевшую старуху.

- Кто взял мой кошелёк?! - ещё страшнее прохрипела она. - Сознавайтесь. Иначе хуже будет!

В комнате царила мёртвая тишина. Страшные, змеиные глазки перебегали с одного ученика на другого, стараясь пронзить насквозь.

- Я в последний раз спрашиваю! - Она сделала минутную паузу. - Не сознаётесь? Ну хорошо! - При этом она грузно повернулась и пошла обратно в спальню.

- Что теперь будет? - нервно проговорил кто-то

- Всех перепорет, - ответил другой. - Будет бить, пока не узнает…

Время шло. Лизиха не показывалась, и от этого с каждой минутой становилось всё страшнее. «Что-нибудь ужасное нам готовит», - думал каждый, как пригвождённый сидя на своём месте.

- Николай, сюда! - раздался из спальни зловещий Лизихин голос.

Коля весь съёжился и побледнел как смерть.

- Я не пойду, я боюсь! - зашептал он. - Почему меня?

Дверь из спальни распахнулась. Выбежала Лизиха, вся растрёпанная, точно безумная. Подбежала, схватила Колю за руку и потащила в спальню.

- Я не брал! Не надо, боюсь! - закричал он таким страшным голосом, что у меня мурашки побежали по коже.

- Что она с ним будет делать? - зашептали оставшиеся в комнате.

- Господи, помоги! - пролепетал кто-то, тихо всхлипывая.

Дверь вновь распахнулась, вышел Коля, бледный, трясущийся, но живой, целый.

- Борис, ко мне! - крикнула Лизиха.

- Иди, не бойся! - шепнул Коля. - Не бьёт. Поклясться заставляет.

За Борисом в страшную комнату пошёл Вася, потом Серёжа… Все ребята один за другим.

Наконец я услышал:

- Георгий, иди сюда!

Онемев от ужаса, я, как во сне, встал со своего места, прошёл переднюю и очутился в спальне Лизихи.

Посреди комнаты помещался маленький столик; он был накрыт белой скатертью. На ней стояла горящая свеча и лежала какая-то небольшая толстенькая книжка в синем бархатном переплёте с золотым тиснёным крестиком посредине.

Сама Лизиха сидела тут же на стуле. Лицо у неё было уже не свирепое, а какое-то жуткое, налитое кровью и совсем неподвижное.

Она пристально взглянула на меня и сказала мрачным голосом:

- Ты, конечно, не взял! Тебя только так, для порядка, как и других. Ты не взял кошелёк? - В её голосе вдруг послышалось какое-то недоверие.

- Не брал, честное слово, не брал!

- Положи руку на евангелие. Поклянись, что не брал и не знаешь, кто его взял. Помни: если скажешь неправду или утаишь что-нибудь, бог страшно накажет, руки отнимутся, язык… Клади руку, клянись!

Я положил правую руку на бархатную книжку. «А ну-ка сейчас рука отнимется или онемеешь, что тогда? - мелькнула страшная мысль. - Тогда она решит, что я взял».

- Говори: «Клянусь, что денег не брал и не знаю, кто это сделал!» - зловещим шёпотом произнесла она.

Я повторил и пошевелил пальцами руки. «Слава богу, кажется, не отнялась».

- Иди!

Всё так же, как во сне, я вышел из страшной комнаты и сел на своё место.

«А что будет с тем, кто взял? - неожиданно подумал я. - Он ведь не сможет сказать неправду. Это - клятва. Солжёт - язык отнимется».

Елизавета Александровна вызывала всех по очереди, но никто не признался, и ни у кого не отнялись ни руки, ни язык.

- Хорошо же! - сказала она угрожающе. - Встаньте все в ряд.

Мы встали. Елизавета Александровна начала у каждого тщательно обследовать карманы.

- А это что? - свирепо сверкнув глазами, обратилась она к Борису.

- Это, это… это пу-пу-пу-гач, - заикаясь, еле выговорил он.

Елизавета Александровна выхватила из кармана игрушку и со злостью швырнула её в дальний угол, чуть не угодив при этом Ольге прямо в лицо.

- «Пугач»! Я тебе покажу, подлец! Но и осмотр карманов ни к чему не привёл. Кошелька ни у кого не оказалось.

- Садитесь по местам. Начинайте заниматься своим делом.

И она тяжёлой, расхлябанной походкой пошла в переднюю.

- Теперь все куртки обшарит, - дрогнувшим голосом сказал Борис. - А у меня в кармане рогатка. Беда! Выпорет, непременно выпорет.

Все мы сидели, замерев на своих местах, и прислушивались к шаркающим шагам в передней.