Раджаб Амонов - Весна в краю родников

Ну и полакомились мы! Леденцы были такие, что просто таяли во рту. Даже после того как мы все съели, мой братишка Шаки́р продолжал облизываться. Так что полтеньги́ [1] Теньга́ — двадцатикопеечная серебряная монета. Полтеньги́ — десятикопеечная серебряная монета. которые дал мне и Шакиру наш дедушка Ташпула́т, не пропали зря.

Теперь хотелось пить. Мы как раз дошли с улицы Сангкало́к до площади нашего квартала. Здесь на фоне синего неба красуется чайхана. А перед ней, как и перед любой чайханой, ха́уз [2] Ха́уз — водоем, бассейн. . Наш хауз все называют «Хавз Моро́н». Вода в нем чистая, прозрачная, хорошо утоляет жажду.

Я склонился над сверкающей гладью, зачерпнул ладошками воду. Моему примеру последовал и братишка, но потерял равновесие и бултыхнулся в хауз.

Я хотел засмеяться, но мне вдруг стало страшно: я увидел, что тельце моего братишки медленно погружается в воду и становится все меньше. В первый миг, когда Шакир пробовал барахтаться, дрыгал ногами и судорожно двигал руками, мне еще казалось, что он вот-вот подплывет ко мне, я, схвачу его за ворот рубашки и вытащу. Но теперь ужас охватил меня, сердце заколотилось. Я не мог двинуться с места и закричал:

— А-а-а! Мой братишка… Мой братишка… Он упал… Туда!

Двое мужчин, из тех, что сидели перед чайханой на тахте, отставили пиалы с чаем, посмотрели на меня, поднялись и подошли к хаузу. Почему же они медлят, почему не кидаются в воду?! Это было как во сне…

Из чайханы выбежал еще один человек и подскочил к нам.

— Мой братик… — пролепетал я, с надеждой глядя на этого человека и показывая ему рукой на хауз.

— Твой? — переспросил он так, словно лишь только потому и надо было ему думать о спасении малыша, что утопает именно мой брат.

Я опять закричал и зажмурил глаза, а когда открыл их, то увидел, что рядом со мной мелькнула мускулистая рука. Она скрылась в воде. Голова в расшитой тюбетейке свесилась над хаузом, а грудью долговязый мужчина лежал на краю хауза.

Еще секунда — и Шакир показался на поверхности, подцепленный за рубашку сильными пальцами мужчины, словно рыбешка крючком. Не выпуская моего братика и держа его на плаву, мужчина повернулся на бок, подтянул ноги, сел. И лишь после этого выдернул Шакира из воды, поставил его на край водоема.

Посиневшие губы малыша дрожали. Он глотнул воздух широко открытым, ртом, закашлялся — и тогда у него изо рта полилась вода. Долговязый мужчина засмеялся. Я сердито посмотрел на него и только теперь сообразил: да это же дядя Фази́л, его дети Усма́н и Шуку́р всегда играют в нашей компании!

— Спасибо вам… — поблагодарил я его.

Дядя Фазил ничего мне не сказал, а хлопнул Шакира большой ладонью по спине, спросил с улыбкой:

— Нахлебался?

Шакир отрицательно мотнул головой и съежился.

— Видишь, как его трясет… — обратился ко мне дядя Фазил. — Беги с ним скорее домой, пусть ваша бабушка переоденет его в сухое. Погода осенняя, свежо. Как бы не простудился…

Взяв братишку за руку, я побежал, но за старыми ивами остановился и еще раз глянул на Хавзи Морон. Как мирно выглядит теперь его гладь, как спокойно отражаются в воде стволы, ветви и зеленая листва. Четкий квадрат хауза (каждая сторона — метров восемь) словно зеркало. Стены и дно водоема гладко облицованы. На дне разноцветные камешки. Это для красоты. Ведь сквозь толщу прозрачной воды видна даже песчинка.

Не так и глубок хауз, в рост человека. Наверное, потому и не спешили мужчины нырять за моим братишкой, вряд ли бы он утонул на такой небольшой глубине. И все же мне до сих пор не по себе от пережитого страха, я спешу скорее домой, к бабушке.

В нашем городе много кварталов, которые имеют «свои» водоемы. За иными кварталами даже закрепились названия хаузов: так и говорят — квартал Хауза Санги́на, квартал Хауза Иша́нов…

Наш водоем — Хавзи Морон, — как и некоторые другие, наполнен родниковой водой, струящейся из-под земли. Переливаясь через край хауза, вода стекает в бетонный желобок и образует ручеек, который бежит через дворы нашего и других кварталов, полнится струями родников Хосабо́фа, Охуно́на, Рустамбе́ка. В районе садов, раскинувшихся от холмов Тала до селений Баро́за, это уже не ручеек, а мощный поток! Пышностью своей и сочностью плодов наши сады обязаны живительной родниковой влаге; часть ее дает им и Хавзи Морон.