— Спасибо! — сказал Зуйко Дороховым. — А что обидели тогда — не сердитесь! Ошибка, видать, вышла!
— Только видать? Или точно — вышла? — улыбнулся Степан.
Зуйко тоже улыбнулся.
— Точно!
Он подмигнул мальчишкам. Баркас отчалил. Старшие Дороховы пошли домой, а Федька с Карпухой еще долго смотрели в залив.
— Я думал, они заберут Бугасова, — уныло сказал Федька.
— Я тоже, — ответил Карпуха. — Придется нам его караулить.
Мальчишки вышли на деревенскую улицу и увидели, как из-за поворота на дорогу вылетела повозка. Два матроса сидели на самом верху покрытого брезентом груза. Один растягивал мехи гармони, а другой пел пьяным голосом:
«Жоржик — клешник молодой,
Проводи меня домой.
Я чекистика боюсь!
Расплескай ты мою грусть!»
У въезда в деревню — крутой поворот. Лошадь несется вскачь. Пьяный матрос резко натянул вожжи, но уже поздно. Телега зацепилась задним колесом за угол забора. Затрещали доски.
Из калитки выбежал Бугасов.
— Вы что ж, мерзавцы, делаете!
— В России все поломано! — мрачно изрек матрос с гармошкой. — До чего дожили! За жратвой из Кронштадта в Симбирск ездим! За что боролись?..
— Это ты-то боролся? — орет Бугасов. — Пьяная образина! Все вы на нашей мужицкой хребтине ездите!
Повозка покатилась дальше. Матрос снова запел:
«Клеш по ветру хлоп да хлоп…
Всем не нашим — пулю в лоб!»
— Шумят морячки! — говорит один из подошедших мужиков.
— Которые настоящие матросы, — ворчит второй, — те Врангеля иль Колчака добивают! А трезвонит — шантрапа. Понаперло ее в Кронштадт.
— По мне хоть черт, хоть дьявол! — произносит Бугасов. — Только б облегчение крестьянству дал. Подохнем с энтой продразверсткой!
— Балакают — Ленин думку имеет: как с беляками покончим, продразверстку отменить! — сказал кто-то.
Бугасов похромал к калитке.
— Отменят да порядок наведут, тогда и я Советам в пояс поклонюсь! А пока…
Он шагнул за калитку и так хлопнул дверью, что качнулся забор.
К вечеру к Дороховым приехал Крутогоров.
— Слыхал, морячки у вас тут митинговали?
— Взбаламутили мужиков! — подтвердил Степан. — Сам-то я этих матросов не видел…
— Я видел! — не вытерпел Федька.
— И я! — заявил Карпуха.
— Бугасов с ними заодно! — торопливо сообщил Федька.
— Не лезьте, пока не спросят! — остановил их отец. — Но и я скажу — злой это человек!
— Злой-то он — злой! — согласился Крутогоров. — И много у нас таких. Не понимают, что по другому сейчас нельзя… Я вот — рабочий, а Бугасов — крестьянин. Чего он на меня злится? А того, что хлеб у него берем по продразверстке, а взамен ничего дать не можем. Дали землю, когда революцию сделали, а больше — прости! Сами пока нищие! Никаких товаров для деревни…
С утра, взяв с собой лукошки, Варвара, Федька и Лида пошли в лес за малиной. Яшу и Карпуху не взяли: далеко идти, устанут.
Проводив их до околицы, Яша и Карпуха спустились к заливу и побрели по кромке берега. Вода как зеркало. Вдали темнеют лодки местных рыбаков.
— Отчего рыба сама на крючок лезет? — спрашивает Карпуха. — Не соображает, что ли?
— Люди ее обманывают, — грустно отвечает Яша. — Люди — они хитрые, кого хочешь обведут!
— И ты хитрый?
— Нет… Я глупый, — признался Яша.
— И не учился ни разу?
— Как ни разу? — не понял Яша. — Так не спрашивают… Я первый класс в гимназии кончил, а потом…
Яша замолчал.
— Вы до революции в Питере жили? — с завистью спросил Карпуха.
Яша не ответил. Вытянув шею, он напряженно смотрел куда-то вперед.
— Что-то приплыло!
Мальчишки побежали. У самого берега на мелководье лежал утопленник.
Яша и Карпуха остановились и замерли.
— Мертвый! — испуганно сказал Карпуха.
— Кажется… он! — прошептал Яша и с воплем бросился к дому.
Карпуха еще постоял, с ужасом глядя на утопленника, и тоже помчался домой.
Отец прибивал к стене полку.
— Пап! Утопленник! — крикнул Карпуха, врываясь в комнату.
— Какой еще утопленник!
— Там!.. На берегу!.. В воде лежит!
Отец отложил молоток и гвозди.
— А не тот ли это выплыл, который Алтуфьева ранил?.. Не помнишь, куда мамка записку Крутогорова сунула?
— Под матрац! — сказал Карпуха.
Отец подошел к кровати, вытащил листок.
— Надо позвонить! А ты сиди дома!
В это время распахнулась дверь.
Бледная, заплаканная, остановилась на пороге Ксения. Заголосила:
— Умира-ает!.. Сыно-ок умирает! Яшенька!
Отец и Карпуха подскочили к ней, усадили на лавку.
Читать дальше