Александр Власов - Грозовыми тропами

Подвал. Вся армия в сборе. Трясогузка анализирует результаты дневной разведки:

— Молодец, Цыган! Наган — это вещь! Винтовка тоже пригодится! Ну, а теперь насчет заключенных…

— Кормить их надо и воды дать! — говорит Мика.

— Выдумал еще! Еду раздавать! — возразил Цыган.

— Тогда я свою порцию носить буду!

— Валяй!.. Если загнуться хочешь!.. Да за еду двумя руками держаться надо! — горячится Цыган и вытягивает обе руки с растопыренными пальцами.

Трясогузка ударил его по рукам.

— Загребала!.. Еду дадим! Их из-за нас посадили. Из-за поезда!.. Мика, пиши записку: кормить будем каждую ночь! А ты, Цыган, готовь воду! Бутылки в углу!

Слышится лихой перезвон гитары, одобрительный гул голосов. А здесь, у задней стены, в темноте Мика стоит на плечах Трясогузки и просовывает сквозь прутья решетки бутылки с водой и консервные банки.

Хохочет часовой у дверей пакгауза. Пересмеиваются солдаты, наблюдая за Цыганом, который дает бесплатный концерт для отправляющихся на фронт колчаковцев.

На путях стоит длинный эшелон. К нему от водокачки пятится паровоз.

Цыган то поет под гитару, то пляшет. Он устал. Пот выступил на лбу, но мальчишка продолжает свой концерт.

Наконец среди солдат появляются Мика и Трясогузка. Цыган на полуслове обрывает песню и бежит к друзьям.

— Стой! Попляши еще! — кричит часовой.

— В следующий раз!

И снова мальчишки в подвале. Трясогузка и Цыган пригоршнями берут порох из бочки и увязывают его в куски батиста. Растет горка узелков с порохом.

Из такого же куска батиста Мика готовит флажок. Все надписи сделаны. Осталось поставить кавычки.

Подошел Трясогузка, посмотрел.

— Да на что ты этих головастиков каждый раз малюешь?

— А как же! — удивился Мика. — Кавычки обязательно! Ты же на самом деле не трясогузка.

— Все эти флажки — ерунда! — говорит Цыган.

— Ты против знамени? — сердито спросил Трясогузка.

— Да нет… С ним только сложно!

Мика и Трясогузка задумались.

— Может, и верно! — произнес командир. — Ну ладно! В последний раз!

Около особняка полковника скупо светит уличный фонарь. У забора появляются три тени: Трясогузка, Цыган с мешком и Мика. Они по очереди забираются на забор, а оттуда — на дерево.

Залезли и замерли, прижавшись к стволу.

Внизу проходит патруль. Когда шаги солдат затихли вдалеке, мальчишки влезли еще выше. Потом Цыган пополз по толстому суку, который нависал над крышей кухни. Мальчишка развязал мешок и стал опускать в трубу узелки с порохом. Мешок опустел. Цыган бросил флажок с надписью «Армия «Трясогузки» и пополз обратно. Доложил командиру:

— Ни разу не промазал!

— Тихо! — шепнул Трясогузка.

Внизу под деревом бесшумно промелькнула девушка — та самая, которая подавала сигнал опасности, сестра Николая. Оглянувшись, она быстро пришлепнула к забору листовку.

Весело потрескивала печка. Толстая стеариновая свеча стояла на большом ящике, вокруг которого сидела вся армия.

Мика читал снятый с забора листок:

— «Трудовая Сибирь обливается кровью. Но чаша народного терпения переполнилась. Дни Колчака сочтены! Над белогвардейцами занесен карающий меч пролетариата.

Приближается первомайский праздник. Большевики-ленинцы призывают всех, кому дороги завоевания революции, отдать свои силы на борьбу с кровавой диктатурой «омского правителя»…

Мика придвинул листовку к Трясогузке и сказал:

— Вот они — кавычки! А ты спорил!

— Где?

— Омский правитель в кавычках, потому что никакой он не правитель, как и ты — не птица трясогузка!

— Ты что, меня с Колчаком равняешь?

Трясогузка вскочил от возмущения и больно ударился коленом об угол ящика. Свеча упала и погасла.

— Да я тебя!.. — зло закричал он.

— Бей! Я все равно по правилам писать буду! — тоже закричал Мика.

Наступила тишина. Лишь потрескивала печка. Причудливые отсветы огня прыгали по стенам и потолку подвала.

— Это что же, бунт? — не предвещающим добра голосом спросил Трясогузка. — Против командира?

— Не против командира, а против кулаков! — смело ответил Мика.

— А чем вас учить, как не кулаками?

— Учить? — переспросил Мика. — Ты бы хоть азбуку осилил, а уж потом других учил!

— А ты взял бы да научил меня! — остывая, сказал Трясогузка.

— Я и учил! — отозвался Мика. — Сколько раз начинали!

— Плохо, значит, учил! — буркнул Трясогузка.

— Как умел! — ответил Мика. — Не по-твоему!

— Мог бы и по-моему! Оно бы, может, лучше было!