Анатолий Алексин: Пять веселых повестей

- А что ж над ним шефствовать? - удивился он. - Взрослый, вполне самостоятельный парень!

«Какой замечательный человек! - подумал я. - Настоящий боевой офицер! Вот, наверное, сейчас скажет: «Да я в его годы…» Но подполковник ничего про себя «в мои годы» не вспомнил, а снова отвернулся к окну.

И тут же я понял, что не одни только хорошие и сознательные люди на свете живут.

На нижней полке полулежала толстая-претолстая, или, как говорят, полная, женщина с бледным, очень жалостливым лицом. Но я уже заметил: бывают такие жалостливые люди, на которых только взглянешь - и сразу не захочется, чтобы они тебя жалели или делали тебе что-нибудь доброе. Женщина лежала с таким видом, как будто весь вагон был её собственной квартирой и она уже очень-очень давно жила в этой квартире. А вокруг было полно всякой еды, завёрнутой в бумагу и засунутой в баночки, как бывает у нас на кухне перед Новым годом.

В уголке сидел мальчик с таким же точно бледным и жалостливым лицом, только очень худенький. На голове у него была бескозырка с надписью «Витязь». А ноги его были накрыты пледом, на котором в страшных позах застыли огромные жёлтые львы.

Полная женщина - её звали Ангелиной Семёновной - приподнялась и схватила маму за руку:

- Ах, мужчины этого не понимают! Конечно, я присмотрю за ребёнком! (Так прямо и сказала: «за ребёнком»!) Я его познакомлю со своим Веником.

Я подумал: «Бывают же такие имена: «Веник»!.. Ещё бы метёлкой назвали!» - и засмеялся.

- Вот видите, как он доволен! - воскликнула Ангелина Семёновна. - Меня все дети любят, просто обожают!

Подполковник отвернулся от окна и удивлённо взглянул на меня, точно хотел спросить: «Неужели вы и в самом деле так уж её любите?» За всех детей я отвечать не мог, но мне лично Ангелина Семёновна не очень понравилась. И вообще, я не понимал, как можно про самого себя сказать: «Меня все обожают».

Оказалось, что Ангелина Семёновна и Веник тоже ехали в Белогорск, но каким-то «диким способом». Что это значит, я тогда не понял. Мне сразу вспомнилась школа, потому что математик Герасим Кузьмич часто нам говорил: «Задача простая, а вы решаете её каким-то диким способом».

- Мы - дикари! - сказала Ангелина Семёновна. - А это, - она нежно наклонилась к Венику, - мой маленький дикарёныш. Хочу залить его сметаной и молоком.

Мне представилось, как бледный «витязь», по имени Веник, барахтается в сметане и молоке и пускает белые жирные пузыри. Я снова засмеялся.

- Вы оставляете своего сына в прекрасном настроении, - заявила Ангелина Семёновна. - Он среди родных людей!

Но мама перед уходом всё-таки обратилась к подполковнику:

- Вы уж тоже присмотрите, пожалуйста, за моим Сашей. Ладно?

Подполковник кивнул - и она перестала сутулиться, словно у неё гора с плеч упала.

Потом мама пожелала всем счастливого пути, поцеловала меня и пошла на перрон, к бабушке.

На перроне она сложила ладони рупором и крикнула:

- Не забудь про самое главное! Не забудь!..

И, разрушив свой рупор, погрозила мне пальцем. Подполковник, тоже глядевший в окно, конечно, ничего не понял.

А я всё понял - и у меня сразу испортилось настроение.

Лишь только тронулся поезд, Ангелина Семёновна сейчас же начала «шефствовать» надо мной.

Прежде всего она попросила, чтобы я уступил её Венику свою нижнюю полку.

- Он у меня очень болезненный мальчик, ему наверх карабкаться трудно, - сказала Ангелина Семёновна.

- Альпинизмом надо заниматься, - усмехнулся подполковник, которого звали Андреем Никитичем.

- Веник обойдётся без посторонних советов. У него есть мама! - отрезала Ангелина Семёновна. Она вообще косо поглядывала на Андрея Никитича.

А я, конечно, с удовольствием уступил нижнюю полку, потому что ехать наверху куда интересней: и на руках можно подтягиваться, и в окно смотреть удобней.

Но это было только начало.

Ангелина Семёновна очень точно знала, на какой станции что должны продавать: где яички, где жареных гусей, а где варенец и сметану. На первой же большой остановке она попросила меня сбегать на рынок, который был тут же, возле перрона.

«И так уж продуктовый магазин в вагоне устроила! - подумал я. - Куда же ещё?..» Мне очень хотелось побегать вдоль вагонов, добраться до паровоза, посмотреть станцию, но пришлось идти на рынок. Сама Ангелина Семёновна командовала мной сквозь узкую щель в окне: «Вон там продают куру! (Она почему-то называла курицу «курой».) Спроси, почём кура… Ах, очень дорого!.. А вон там огурцы! Спроси, почём… Нет, это невозможно!»