Сава вынул из кармана медный пятак и дрожащей рукой положил в чашу, которая стояла перед самим Нёр-ойкой. Потускневшая золотая чаша была полна монет и бумажных денег.
Кругом идола стояло несколько деревянных позолоченных чаш. В одних были крендели, в других — пряники и белый хлеб, в третьих — тоже что-то съедобное, но уже покрывшееся плесенью и пылью. По стенкам капища висели шкурки бобров, черно-бурых лисиц, росомах, соболей, горностаев. От этих шкур полетела шерсть, когда Якса доставал серебряную чашу.
Серебряная чаша, в которой была замёрзшая вода с землёй, пошла по рукам. Все на мгновение прикасались губами к этой чаше, как бы отхлёбывая напиток здоровья.
А между тем на жертвенном костре уже играл огонь. Дым поднимался к вечереющему небу чёрными клубами. Зарево огня, на котором так и корчились ветки, освещало тайгу, людей в шкурах и испуганных оленей, которые стояли привязанными к кедрам…
Белый жертвенный олень с ветвистыми рогами, с круглой меткой на боку смотрел на людей большущими, выпуклыми глазами, словно прося у них пощады.
Над костром уже висел огромный чёрный котёл, готовый принять жертвенное мясо. Мгновение — и на шею оленю накинули верёвку, потащили к огню. Белоснежный упирался, хрипел от верёвки, которая сдавливала ему шею. Люди принесли жертвенный ковёр, расшитый знаками небесного послания, покрыли спину оленя и повели его вокруг священного дерева.
Шаман Якса поклонился в сторону высокого дерева и забормотал:
— Кай-о! Кай-о! Кай-о! Йо!
Он начал камлание.
Другие, стоя полукругом, по нескольку раз выкрикивали одно и то же слово, будто приговаривая оленя к смерти.
Затем люди расступились, белоснежному надели на шею кожаный тынзян, тонкий, как дождевой червь, за концы его схватились два оленевода, а третий подошёл к оленю сбоку.
— Сам старшина Осьмар Васька! — шепнул кто-то.
При этом имени Сава вздрогнул. Затаив дыхание, он стал всматриваться в человека, который подошёл к оленю сбоку. Капюшон малицы Осьмар Васьки был откинут. Стриженные в кружок иссиня-чёрные волосы резко выделялись на белизне снега. На ногах у него были красивые, лёгкие кисы, разукрашенные разноцветным орнаментом. На боку — ножны с широким ремнём и большой сияющей медной пряжкой. Солнце, низко плывшее над верхушками деревьев, сверкнуло на лезвии ножа.
И в тот момент, когда олень ласково взглянул на Осьмар Ваську, старшина с криком вонзил нож животному под лопатку.
Удара белоснежный будто не почувствовал, только чуть отодвинулся в сторону. Забеспокоился. В глазах его заметалась тревога. Тревога росла в беспокойном взгляде. Белоснежный весь напрягся. Длинные ноги его задрожали. Туман поплыл по синеватым оленьим глазам. И лишь теперь, видно, терял он ощущение окружающего. Смерть стояла перед ним. Он рванулся вперёд, тут же остановился. Тело его задрожало. Ноги ещё держали его. Но земля поплыла под копытами, и вдруг покатилось солнце, запрятавшись за вершинами белых деревьев.
А потом он упал на колени. Люди схватили его за рога, повернули так, чтобы олень в последний раз мог увидеть солнце, небо, деревья, людей, собак и уйти в иной мир…
— Кай-о! Кай-о! Кай-о! Йо! — пропел Якса, коснувшись первым священной крови жертвенного оленя.
Скоро красивое животное было освежёвано. Над ним поднимался пар. Ещё мгновение — и сердце оленя, почки, уши, мозг и печень очутились в разрисованных деревянных чашках, а мясо — в чугунных котлах. Лакомства в чашках облили кровью — и поставили к капищу. Сначала самое вкусное преподнесут духам предков, оставшееся будут есть сами…
В это время заскрипел снег, застучали копыта, и к поляне подлетели три упряжки.
С первой нарты сошёл человек в белом кувсе. Сверкнув синими глазами, незнакомец сбросил кувсь на снег и, подойдя к пылающему кострищу, громко сказал:
— Камлай, камлай, священный Якса! Разве тайга потеряла свои законы? Нет, законы природы крепки. Законы говорят: помни предков, приноси жертвы богам, уважай законную власть древних хозяев этой земли…
Теперь только люди увидели, что перед ними стоял сам Кер-Кент — Железная Шапка, потомок Нёр-ойки. Он был в полном княжеском облачении. На голове шапка из малинового бархата, обшитая золотыми шкурами. Потёртый, посеревший от времени бархатный халат, отороченный чёрным соболем, был подпоясан пёстрым поясом. На поясе висел кортик с изображением на рукоятке орлиной головы. Одеяние это вместе с грамотой на княжеский титул было пожаловано царицей одному из предков Железной Шапки.
Читать дальше