Андрей Зеленин - И снова про войну [Рассказы и повесть]

В самом начале сорок третьего отбил полк у немцев нашу деревушку. От неё и печей не осталось — всё фрицы взорвали. Взорвали, да дёру! Ну, полк вдогонку — ещё одну деревню взяли, с ходу-то. Там фашисты тоже похозяйничали, но сжечь да взорвать успели не всё — постреляли только. Всех. Всех, кто из жителей в деревне оставался: стариков со старухами, женщин с детьми — поиздевались ещё над телами, известно же: гады!

Найдёнов по деревне освобождённой связь тянул — катушку с проводом раскручивал, да у палисада одного, танком поваленного, остановился.

За палисадом дом пустой с окнами битыми, у дома бойцов — полтора десятка: судачат, галдят, — шумят, в общем.

— Что такое?

Глянул Найдёнов — сердце захолонуло: у крылечка, на снегу, женщина лежит — без одежды почти, молодая и… красивая была бы, да вся пулями пробита, в крови вся. Фашисты по ней стреляли. А она собой дитя укрывала. Да ладно так укрывала — все пули ей, а пацану — нисколечко.

Мальчишечка рядом с телом стоит — будто не видит ничего, не слышит будто. Махонький сам: год-то есть, а двух — ещё не стукнуло.

Зовут его бойцы, каждый по своему, а он не отзывается: встал — застыл.

— Ваня… Стёпа… Лёша… Оська… — Ни к кому не идёт.

— Сёмка, — Найдёнов позвал. Наугад сказал: — Сёмка.

Дрогнул мальчишка, глаза распахнул и шагнул. К Найдёнову. Руки навстречу протянул:

— Ма…Ма…

Других слов, ясно, не знает.

И вот тут плакать бы надо, а, глядишь ты, смех пошёл.

Стоит солдат Найдёнов: валенки размера сорок пятого, шинель полами до земли, шапка со звёздочкой на брови надвинута, шестой десяток солдату, старик сам, усы колючие, щетина отросла — бородой кажется, и вот: мама.

И куда тут деваться?

Бросил Найдёнов катушку со связью, шинель скорее распахнул — принял пацана к телу, чтобы теплее…

Командир за связь, за её отсутствие ругать не стал. Сперва, правда, и матернуться думал, а мальчишку увидел — враз оттаял:

— Иди-ка сюда, — руки протянул. — Иди…

Обвил мальчонка шею Найдёнову своими ручонками да как зальётся в голос:

— Ма-ма! — испугался, что отнимут сейчас.

Майор и растерялся:

— Кто-о?

В тыл пацана не отправили — не успели. Фашисты полк от дивизии отрезали, штаб полка в окружении оказался. Двое суток наши отбивались: до последней гранаты, до последнего патрона. Потом захваченным у фрицев оружием сражались, благо того было — во все стороны смотри. Да в штыковые ещё сколько раз ходили, врукопашную.

Найдёнову врукопашную биться не довелось — не пустили. Комполка приказал за малышом смотреть. Найдёнов на того все портянки свои спустил, рубашку нательную опять же… Ну, а что с пацана возьмёшь, коли ума на год с небольшим ещё? Только и позовёт: «Мама!» — а как подбежишь, уже сырой — уфурился.

Однако когда фашисты уж вовсе впритирку подошли, и Найдёнов свои обоймы расстрелял: Сёмку в сидор, мешок заплечный, посадил, на спину себе закинул, и давай из карабина по фашистам:

— Бах! Бах!

Сёмка — сзади — сперва орал: «Ма-ма!» — потом кто-то ему кусочек сахара в ладошку сунул, так он его в рот и замолчал, а там… Танковая бригада — наша — подошла, кольцо немецкое разорвали. Соединились полк с дивизией.

Полк на отдых отвели.

За два дня в землянке у связистов кого только не перебывало! Не протолкнуться было! В очередь перед землянкой стояли — понянькаться.

Сёмка милость не во всём проявлял: гостинцы — те, да, все забирал, а вот если на руки кто хотел взять, тут же к Найдёнову кидался:

— Ма-ма!

Так на второй день, в землянку заходя, даже комполка спросил:

— Мама-то на месте? — Потом приказ отдал: оставить малыша у местного населения. Деревушку на карте указал — в двух верстах всего, где люди живые остались. Лично от себя кусок мыла передал, банку консервов да плитку шоколада: — Пригодится. На первое время.

Старшина для Сёмки портянок на портки выделил, кашу-концентрат…

В общем, когда поутру Найдёнов с пацаном из полка уходили, ноши у Найдёнова было столько, что горбился солдат. Впрочем, горбился не только от ноши — за несколько дней прикипел сердцем к Сёмке. Так бы и остался с ним! Да нельзя солдату как сердце просит, можно так лишь, как командир приказывает. А командир приказал: оставить.

Вернулся Найдёнов к вечеру. На все вопросы отвечал скупо, хмурился:

— Оставил… Дом целый… Хозяйка — добрая… Серьёзная — за тридцать уже… И свой есть…

Дней через пять, полк опять на передовой был, связь нарушилась. Кого послать? — и вопроса не случилось: Найдёнова.