Владислав Крапивин - Взрыв Генерального штаба

– Как? Я же сам бездомный!.. – И чтобы не было лишних расспросов, сказал сразу: – Меня поперли из военной школы в Ато-Карне. За то, что на посту разглядывал в бинокль планеты… Ну и наплевать, надоела казарма. А сюда приехал, потому что хотел увидеть море…

Украдкой он сцепил пальцы: чтобы судьба не отомстила за обидную ложь в адрес школы. А девочка придвинула в подбородку колени, попыталась натянуть на них подол юбочки и опять – к Лёну:

– А что собираешься делать?

– Понятия не имею… Может, попрошусь в рыбаки.

– Тебя-то у них и не хватало!

– Тебя-то здесь и не спросили!

Она не стала огрызаться в ответ. Почесала над очками бровь. Вздохнула, как уставшая тетенька:

– Что же с вами делать? Свалились на мою голову…

– Мы?! Свалились?! – вознегодовал Лён. – Ты сама на нас свалилась!

– Вернее, взлетела, – уточнил беженец в краденой голландке. – С земли – сюда.

– С нашей помощью! – поставил увесистую точку Лён.

Она покивала:

– Вы мня спасли. Ладно… Вам нужна крыша над головой?

– Да, – быстро сказал маленький беженец.

Лён пожал плечами. Он был уверен, что обойдется без помощи девчонки. Но… почему-то не хотелось так сразу расставаться с ней. И с этим вот растрепанным и решительным пацаненком. Худо все-таки совсем одному. А мальчик, что ни говори, похож на маленького гвардейца-барабанщика. Даже не пикнул, когда она его прижигала… Лён сказал:

– Крыша – это хорошо. Если только не в полицейском приемнике для беспризорников…

– Вы за кого меня принимаете!

– Пока ни за кого, – улыбнулся Лён. – Мы же тебя не знаем. Скажите хотя бы ваше имя, сударыня.

Девочке видимо пришелся по душе светский тон. В ней – нескладной “очкарке” – шевельнулось кокетство:

– Меня зовут Динка. Или Дож-Динка. Знаете, почему? Из-за этих капель… – и она тронула мочку уха. Там блестел крошечный шарик-сережка.

– Правда похоже! – обрадовался мальчик. – А меня зовут Зорко… Или Зорито. Иногда…

– А меня Леонтий… Или попросту Лён.

– А меня не только Дож-Динка. Иногда еще – Ль-Динка.

– Потому что капли иногда превращаются в лед, да? – весело догадался Зорко.

– Не в том дело. Просто Динка из Льчевска. Дедушка так зовет иногда. Я сшила ему льчевский флаг…

– Твой дедушка владелец судна? – проявил догадку Лен.

– Он владелец крепости и смотритель маяка. Вы можете у него жить. Сколько хотите.

– Он нас не прогонит? – опасливо спросил Зорко.

– Не бойся. Ему будет веселее.

– Крепость и маяк – это весьма романтично, – Лён опять подпустил в разговор светскую тональность.

– А ты думал! – И она, прихватив юбочку, поехала с постамента, будто с ледяной горки. Ребята – за ней.

И пошли через площадь, на которой было теперь пусто. О случившемся напоминали потерянные туфли, растоптанные сигарные коробки и раздавленные на брусчатке очки.

В старике Августе как бы сочетались два человека. Один – этакий отставной матрос береговой службы, привыкший к неторопливой одинокой жизни и нехитрой работе. Другой – старый интеллигент-книжник с манерами джентльмена и склонностью к философским умозаключениям.

Ходил он в холщовых штанах и в обвисшей вязаной фуфайке, но под фуфайкой всегда была чистая сорочка. И брился старик тщательно, каждое утро, а редкие пепельно-седые волосы гладко зачесывал на прямой, как натянутая нитка, пробор.

Большие квадратные очки старика всегда были хрустально чисты, он то и дело протирал стекла подолом. Но смотрел старик Август на собеседников обычно поверх очков – разными своими глазами – один серый, другой серо-зеленый. В левом (серо-зеленом) глазу зрачок был не круглый, а с короткой отходящей вниз щелкой и напоминал замочную скважину. Иногда казалось – многомудрый Август смотрит через эту скважину в твое нутро. Впрочем, так было лишь поначалу. Скоро мальчишки привыкли. Тем более, что старик ни о чем не спрашивал: пришли, ну и живите, на Земле всем должно хватать места…

В городе Льчевске никому не было дела до того, кто такой старик Август. Вернее, кем он был раньше.

А был он профессором университета, доктором астрономии и философии и директором столичной обсерватории. Его научные труды пользовались известностью во многих странах.

Но все это было во времена, когда страна, хотя и называлась Империей, жила без императора. И ничего жила, не хуже соседних государств. Однако случились выборы в Государственный совет, и на них победили люди, считавшие, что без императора никак нельзя. И тогда императора тоже выбрали. И стали бороться за укрепление его власти.