Ласло Балла - Пиште нужен велосипед

А продавец как ни в чём не бывало взял велосипед и поставил передо мной, будто покупать велосипеды самая обыкновенная вещь на свете.

Я отдал деньги и взял в руки руль. Ух и блестел же мой велосипед, сверкал, камеры раздувались от воздуха, а седло было блестящее и коричневое, как только что опавший каштан…

Я вывел его на улицу и вскочил в седло.

Ш-ш-ш… — зашуршал под колёсами асфальт. Я крутил педали всё быстрей и быстрей и как ветер помчался мимо деревьев, садов и домов.

Вылетел я за черту города, въехал на вершину холма, а потом как помчусь по склону вниз! Склон крутой, а я еду без тормозов, педали кручу быстрее, быстрее — несусь как вихрь!

Волосы развеваются, в ушах свистит ветер… Я лечу и не помню себя от счастья. Лечу, но руль держу твёрдой рукой и чувствую, каким лихим молодцом сижу в седле.

Наверно, то же самое чувствовал Тамаш Эсе, когда мчался в бой на своём скакуне.

В тот день, когда я купил велосипед, мама принесла с рынка нового петуха, которого, как всех петухов в Закарпатье, звали, как и меня, Пишта. Это петушиное имя отравило мне радость от покупки велосипеда. Петух тут, конечно, не виноват, но моя сестрица, как водится, сумела всё обернуть против меня.

Я как будто слился с велосипедом, лихо влетел во двор и вдруг слышу:

— Эй, Пишта! Пишта-петух! Такой же задавала!

Меня как водой окатило, и день был испорчен. Стал я рассказывать родителям, откуда взялся велосипед. Мама счастливым смехом смеётся, папа по плечу похлопывает, а меня так и подмывает угостить кулаком сестрицу, руки так и чешутся.

А Пишта и правда смешной-пресмешной.

Наш старый петух, которого зажарили в прошлое воскресенье, был рябой, степенный и важный.

А этот — белый, горластый и толстый. Переваливаясь с боку на бок, он ошалело носился по двору. А когда важничал и пижонил, то поворачивался и ступал, как павлин. И вот противная Аги сравнила меня с петухом, потому что он тоже Пишта.

Зачем его только купили! Да ещё в такой день!

Зато Пишта, хотя и пижон, обладал чувством локтя и своих в обиду давать не желал. Он, конечно же, не стерпел, что меня, его тёзку, так безжалостно высмеяли. И только Аги спустилась во двор, он бросился к ней и как клюнет в голую ногу! Аги даже подскочила от боли. Моржи, увидев, что обижают хозяйку, сделала стойку — и на петуха. А Пишта — настоящий храбрец! — повернулся, чтоб дать сдачи. Но я не дал разгореться войне: свистнул Моржи, чтоб не вступалась за Аги, — так этой занозе и надо. Молодец петух, здорово отомстил.

— Ну, что, получила? Будешь высмеивать Пишту? — говорю я ей.

А она:

— Конечно, для петуха унижение, что его сравнили с тобой, он и обозлился…

Вот нахалка! Жалко, что нет у меня петушиного клюва, а то клюнул бы её во вторую ногу и посмотрел, как она восьмёрки выписывает.

Хотел я её проучить, но тут ввалились ребята и стали смотреть велосипед.

Попробовали руль — он двигался легко, как игрушечный, и здорово держал направление.

Перевернули вниз головой и крутнули педаль — колесо завертелось, просто не остановишь. А чуть осадили, оно стало как вкопанное.

Нажали на тормоз — красота!

На раме ни зазубрины, ни царапины.

Да, машина что надо, а ведь я ещё не сделал ни одного усовершенствования!

Но в тот же день я взялся за велосипед и произвёл первую рационализацию — приделал корзину для Моржи.

Потому что в разведке боем без Моржи не обойтись — она уже не раз доказала военную доблесть, ум и отвагу. А ещё мы решили, что я буду моторизованный спецотряд, подкреплённый собакой. Так что надо было спешить.

Ребята по очереди испытывали велосипед. Они проносились по главной улице, потом въезжали во двор и описывали круг.

А Шани Сас опять нас повеселил — мы просто надрывались от смеха.

Он же гибкий и ловкий до жути, здорово у него получается, будто в цирке. Он вскочил на велосипед, перегнулся и давай педали крутить: одну — ногой, другую — рукой; а свободную ногу выбросил в сторону и вертел, как будто она чужая. Ух как мы хохотали! Только Риток надулся, потому что была его очередь кататься. Риток ведь известный придира.

— Хватит дурачиться, — говорит Риток.

Шани как раз перекувырнулся и спрыгнул на землю. А Риток в ту же секунду вырвал руль у него из рук.

Тогда Шани скорчил злую и гордую рожу, стал, негодуя, оглядывать двор, надуваться и фыркать, как петух Пишта. А Пишта, наверно, себя узнал. Остановился как вкопанный, дёргается, таращится, а сделать ничего не может. Вид растерянный и как будто он спрашивает: «Это что же такое… Кто же тут я? Или я тот гусь?..»