Виталий Коржиков - Мореплавания Солнышкина (Повести)

Васька шёл с направлением к доброму боцману Шахраю. Но ведь на флоте было два Шахрая! Младший был добряк и филон и не прочь дать храпака. Зато у старшего при виде лодыря и бездельника кулаки увеличивались по крайней мере в пять раз.

- Где боцман? - спросил Васька у вахтенного.

- А вон, - кивнул вахтенный.

Васька двинулся вдоль стенки, и тут его длинный нос столкнулся с крючковатым носом Шахрая-старшего.

- Ко мне? - спросил Шахрай.

- Не… не… - заикаясь, затряс головой Васька и стал пятиться.

- Стой! - крикнул Шахрай и бросился вдогонку. Ему позарез нужны были матросы. Но Васька уже бежал по палубе к борту. А на пароходе «Даёшь!» всё увеличивалась толпа, и судно медленно покачивалось. Там уже надеялись увидеть Ваську в робе, но вдруг раздался пронзительный крик, и растрёпанный Васька-бич выскочил на нос «Камбалы». За ним грохотал сапогами старый Шахрай.

- Не уйдёшь! - пропыхтел боцман и схватил Ваську за обезьяний галстук.

- Уйду! - отчаянно крикнул Васька и, выдернув голову из галстука, прыгнул за борт. - Лучше гибель, чем Шахрай!

Боцман схватил его за туфлю, но Васька заорал и сиганул вниз, в мазутную воду, на которой качались отражения облаков.

- Утонул! Убился! - заволновались кругом. - Васька убился!

- Не, не утоп! - с досадой сказал Шахрай и запустил Ваське вдогонку туфлю, которая осталась у него в руках.

Все перегнулись через борт и смотрели в глубину. Скоро там появилось белое пятно, и через минуту вынырнул Васька. На голове у него, как берет, лежала медуза, а изо рта торчал пучок морской травы.

- Пф, пыф, - плевался Васька, - пф, помогите! Стёпа, друг, помоги!

- А ты вот так, вот так, - показывал рыжий Степан своему товарищу и размахивал в воздухе руками.

Но это Ваське не помогло. Он не умел плавать.

И вдруг над толпой что-то со свистом пронеслось. Это Солнышкин схватил ящик и швырнул вниз. Васька ухватился за него. И тут рыжий артельщик заорал:

- Оставь! Оставь, говорю! Ящик два с полтиной стоит!

- Не бойся, уплачу, - с достоинством сказал Солнышкин.

И все повернулись к нему, а Васька добрался на ящике до берега, вскарабкался на причал и скрылся в дырке забора.

- Солнышкин! Явился? Великолепно! - сказал капитан Моряков и похлопал его по плечу. - Герой, настоящий матрос!

Все заговорили:

- Молодец!

Тут капитан сердито нахмурил брови и повернулся к артельщику, у которого кривые ноги сразу сделались колесом.

- А ваше поведение, ваше поведение мы ещё разберём. Не помочь утопающему, позор! - И хотя сам он презирал Ваську, но выполнение морских законов считал святым долгом.

- Явился, - злобно прошипел Стёпка Солнышкину и стал расталкивать толпу.

- Ну что ж, Солнышкин, сейчас мы тебя к кому-нибудь определим, - сказал Моряков.

- Ко мне! - звонко предложил маленький, с острым носиком радист Перчиков. - Конечно, ко мне!

Он вообще отличался гостеприимством, а новый матрос сразу же пришёлся ему по душе.

Солнышкин пошёл за Перчиковым в каюту.

Каюта была чудесная: слева стояла двухэтажная койка, перед столом, вделанный в палубу, вращался великолепный стул, а за иллюминатором слышался плеск волн. Солнышкин был готов обнять Перчикова, но тот стеснялся подобных вещей. Он заторопился:

- Ну, теперь за работу! Грузить продукты.

И они вышли из каюты. Навстречу им уже мчались Петькин и Федькин с ящиками на плечах. А с палубы доносились крики артельщика. Он бегал и суетился.

Вечером пароход должен был отправиться на Камчатку, а сделать достаточные запасы артельщик вовремя не успел.

Подъёмный кран опустил на палубу груду ящиков. Солнышкин бросился к одному из них, но Степан широко расставил ноги:

- Этот не трожь.

Солнышкин бросился к другому. Но артельный только ухмыльнулся:

- Ишь, сарделек захотел? Половину слопаешь!

Солнышкин поставил ящик и собирался сказать, что, во-первых, лопают свиньи, а во-вторых, он не такой обжора, как Степан. Но за его спиной раздался громовой вскрик:

- Ба-тюш-ки! Опять сардельки! Да куда вы их? Лопнете - придётся хирурга вызывать! - И мимо, качая головой, прошёл капитан Моряков.

Следом за ним шли три штурмана. Моряков торопился в пароходство, больше он ничего не сказал, но артельщик сразу прикусил язык.

Солнышкин взмок. Вместе со всеми он носил ящики и муку, и теперь из его рубахи можно было печь пирог: мука на спине превратилась в тесто. Но он этого не замечал. Он бегал по трапам, таскал с Перчиковым в холодильник бараньи туши, пока на палубе вдруг снова не зашумела толпа.