Виктор Драгунский - Детская библиотека. Том 32

Я стоял и смотрел на эту картину, и Димка, и девчонки. Мы все стояли и смотрели. Потом я подошёл поближе. На табличке было написано: «Эль Греко».

Я прямо подпрыгнул! Эль Греко! Я про него читал, это был грек с острова Крит. По-настоящему его звали Доменико Теотокопули. Вот это художник так художник! Я сказал:

— Какая хорошая картина!

— Теперь понял, — сказал Димка, — что такое Эрмитаж? Это тебе не с горки кататься!

А Ирка Родина сказала:

— На этой картине краски как будто драгоценные камни…

Я даже удивился. Девчонка, а тоже понимает! А потом мы попали в зал, где стояли египетские вазы. На этих вазах все люди были нарисованы сбоку, и у них были глаза длинные-длинные. До висков. Я сказал:

— Смотри, Димка, у Ирки Родиной глаза, как на вазе.

Димка засмеялся:

— Наша Ирка — ваза с глазами!

Мы с Димкой ещё много где побывали. Мы были в Русском музее и в квартире Пушкина, забрались на купол Исаакиевского собора и даже съездили в Царское Село. Нас туда повёз дядя Миша.

А когда я приехал в Москву, мама спросила:

— Ну, путешественник, как тебе понравился Ленинград?

Я сказал:

— Мама! Там стоит «Аврора»! Настоящая, понимаешь, та самая! И в Эрмитаже есть картина художника Эль Греко. А ты ещё спрашиваешь! И ещё я познакомился там с одной девочкой. Её зовут Ира Родина. У неё глаза, как на египетской вазе, правда! Я ей напишу письмо.

Папа сказал:

— А ты что, взял адрес у этой Бекки Тэчер?

Я сказал:

— Ой, забыл…

Папа щёлкнул меня по носу:

— Эх ты, тетеря!

А я сказал:

— Ничего, папа! Я напишу Димке, и он мне даст её адрес. Я ей обязательно напишу письмо!

Прошлую субботу и воскресенье я был в гостях у Димки. Это такой симпатяга, сын моего дяди Миши и тёти Гали. Они живут в Ленинграде. Если у меня будет время, я ещё расскажу, как мы с Димкой гуляли и что видели в этом прекрасном городе. Это очень интересная и весёлая история.

А сейчас будет простая история, как я должен был прилететь к маме в Москву. Это тоже занятно, потому что было приключение.

В общем-то, я на самолёте летал, а один, самостоятельно, ни разу! Меня должен был посадить на самолёт дядя Миша. Я благополучно прилечу, а в Москве, в аэропорту, меня должны будут встречать папа и мама. Вот как интересно и просто у нас всё было задумано.

А к вечеру, когда мы с дядей Мишей приехали в ленинградский аэропорт, оказалось, что где-то произошла какая-то задержка с транспортом, и из-за этого много людей, не попавших на московские рейсы, скопились в аэропорту, и высокий, складный дядька толково разъяснил нам всем, что дело обстоит так: нас много, а самолёт один, и поэтому тот, кто сумеет попасть в этот самолёт, тот и полетит в Москву. И я дал клятву попасть именно в этот самолёт: ведь меня папа будет обязательно встречать в Москве.

И дядя Миша, услышав эти «приятные» новости, сказал мне:

— Как только сядешь в самолёт, помаши мне рукой, тогда я тотчас побегу к телефону, позвоню твоему папе, что ты, мол, вылетел, он проснётся, оденется и поедет в аэропорт тебя встречать. Понял?

Я сказал:

— Всё понял!

А сам подумал про дядю Мишу: «Вот какой добрый и вежливый. Другой бы довёз и всё, а этот ещё и позвонит моим родным. И вот я буду как эстафета. Он позвонит, а папа приедет встречать, и я без них один только часок в самолёте посижу, да и там, в самолёте, тоже все свои. Ничего, не страшно!»

Я опять сказал вслух:

— Вы не сердитесь, что со мной одни беспокойства, я скоро научусь один летать, самостоятельно, и не буду вас столько утруждать…

Дядя Миша сказал:

— Что вы, милостивый государь! Я очень рад! А Димка как рад был тебя повидать! А тётя Галя! Ну, держи! — Он протянул мне билет и замолчал. И я тоже замолчал.

И тут неожиданно началась посадка на самолёт. Это было столпотворение. Все кинулись к самолёту, а впереди всех бежал я, за мной все остальные.

Я добежал до лестнички, там наверху стояли две девушки. Просто красавицы. Я бегом взбежал к ним и протянул билет. Они меня спросили:

— Ты один?

Я им всё рассказал и прошёл в самолёт. Я уселся у окна и стал глядеть на толпу провожающих. Дядя Миша был неподалёку, тут я стал ему махать и улыбаться. Он эту улыбку поймал, сделал мне под козырёк и тотчас повернулся и зашагал к телефону, чтобы позвонить моему папе. Я перевёл дух и стал оглядываться. Народу было много, и все торопились скорее сесть и улететь. Время было уже позднее. Наконец все устроились, разложили свои вещи, и я услышал, что запустили мотор. Он долго гудел и рычал. Мне даже надоело.