Яков Алексеев - Дунин мох [Рассказ о торфяных болотах]

Минут 20 мы стояли до перерыва, и машина ни разу не остановилась, ни разу мальчик не прозевал отрубить кусок, ни разу червяк не упал на землю. Только загрузится одна тележка, как сзади подошла новая — порожняя.

Как только машину остановили, Павел Дмитриевич заговорил с ямщиками. Оказалось, что все они в одной артели из бывшей Калужской губернии.

— Старая артель?

— Старая. Уже шестнадцать лет вместе работаем. Конечно, не все с тех пор — много и новичков.

— То-то вы и сработались за шестнадцать лет. Уж очень гладко у вас идет работа.

— Да уж иначе и не приходится. Машина зевать не позволяет. Ну, по машине и все рассчитались — каждый знает, что делать и как делать. Ну, зато и выработка приличная — на артель в день тысяч девяносто кирпичей вырабатываем.

— А на других машинах тоже артели?

— Тоже. Да не везде хорошие. Вон на третьей — совсем молодая артель, — только с нынешней весны. Зато и горе. В день редко когда тысяч шестьдесят выработают. Повезет тележку — с непривычки опрокинет. Пока с ней путается, стельщику нечего делать. А там досок для подкладки не оказалось — значит останавливай машину. Иной закурит не вовремя — опять остановка. Работают не спеша, как в деревне привыкли. А машина такой работы не любит, она дисциплины требует. Ну, зато и зарабатывают пустяк. У нас ямщик в день рублей шесть зарабатывает, а у них три с полтиной, редко — четыре рубля. Поглядите, насколько они от других отстали. Ведь с весны мы все от края начинали. У нас карьер за лето метров на восемьсот ушел, а они — эна, где копаются.

— А хорошие бригады у вас есть?

— Как не быть, есть и хорошие. Вон на четвертой машине — первая бригада! Иной день до ста тысяч кирпичей кладут. Вызвала нашу бригаду на соревнование. Пока передом идут. Ну, да осень еще не скоро. Посмотрим, чей верх будет! Наши-то немного отстают, — сегодня девяносто три тысячи положили.

Пока мы говорили, подошли и остальные рабочие — возчики, стельщики. Подошли и девушки — торфяницы-рамщицы, которые на поле перекладывают подсохший кирпич.

— Куда же вы теперь?

— В казарму. У нас хорошая казарма. Отдохнем, а потом — кто куда: кто — к землякам, кто — в клуб. У нас и клуб есть. Приходите как-нибудь вечером. У нас молодежь веселая. Есть и читальня, и баня. Живем не плохо.

Когда рабочие ушли, Павел Дмитриевич растолковал нам, что было непонятно. Оказалось, машина стоит на рельсах и каждый день ее подвигают на несколько метров вперед — как раз на столько, сколько в день выберут карьера. Так она все лето и двигается вперед.

Осмотрели машину, Сережа говорит:

— Павел Дмитриевич, а ведь эта машина очень похожа на котлетную машину. У меня брат в городе работает в столовой ЦРК. Я у него был и видал, как действует котлетная машина. Там тоже винт, и он подхватывает куски мяса, а внутри нож разрезает мясо, и оно продавливается мелкими червячками.

— Да, верно, сходство большое. Только здесь нож иначе устроен, и червяк только один выползает. А остальное — все то же самое.

Мы спустились в карьер — посмотреть стенку. Действительно, видно, что торф на разной глубине разный. Сверху он рыхлый и его даже не берут в машину, а сваливают в сторону. Павел Дмитриевич сказал, что это даже не торф, а торфяная подстилка. Ее сдавливают под прессом между досками и обвязывают проволокой, и она идет в продажу на подстилку для скотных дворов.

Ниже подстилки был обыкновенный торф, который мы уже видели в осушительных канавах. Нового в нем мы ничего не нашли. Тот же беломошник, пушица, стебли подбела, стволы сосенок — все знакомые вещи. Этот торф шел метра на полтора в глубину. А глубже пошел совсем иной торф — очень мелкий. Павел Дмитриевич сказал: — «разложившийся», в котором уже ничего не разберешь, а в нем огромные коряги и корни деревьев, — видно, что сосна. Под этим слоем, уже самого дна, опять мелкий разложившийся торф, уже без коряг. Что под этим торфом — неизвестно, потому что на дне вода.

— Павел Дмитриевич, ведь здесь когда-то был большой лес. Мы таких крупных сосен на болоте не видали.

— Правильно. Здесь был лес, именно сосновый лес. Но что было под этим лесом? Ведь торф! Значит, этот лес вырос на болоте. Это, ребята, вот как объясняется. Ученые думают, что когда-то было очень сухое время — не один, не два года, а многие сотни лет подряд. — От сухости болота в это время не только перестали расти, но даже готовый торф стал разлагаться. По разложившемуся торфу выросли сосновые леса. Ведь все беды в болоте от сырости; она в конце концов вредит растениям. Ну, а раз сырость исчезла, почему бы не вырасти и сосновому лесу? Остатки его вы здесь и видите.