Иван Василенко - Артемка

Сначала Артемка даже работать не мог - так расстроила его эта история. И ерунда всякая ночью снилась: будто вошла в будку белая кошка, открыла жестяночку с ваксой и принялась этой ваксой мазать себе мордочку. Полижет, полижет лапку, обмакнет ее в жестяночке и опять помажет. Всю мордочку испачкала. От этого сна на душе у Артемки еще мутнее стало.

К счастью, утром пришел заказчик и поднял скандал из-за того, что Артемка не приготовил ему вовремя штиблеты. Артемка тоже распалился, стал кричать, что у него были дела и поважнее, и в ссоре отвел душу…

А к обеду случилось такое, что Артемка даже подумал, не снится ли ему опять чепуха.

Только закончил он штиблеты скандального заказчика, как в будку кто-то просунулся и знакомый голос крикнул:

- Алеша, он здесь!

Артемка поднял голову и побледнел; в дверях стояли Коля и Алеша.

- Видишь, вот он, - сказал Коля. - А мы его на старом базаре искали.

Алеша перешагнул порог и протянул Артемке руку:

- Ну, здравствуй! Так вот где ты мастеришь…

Лица гостей были слегка сконфужены. Артемка опомнился и подвинул Коле чурбан.

- А вы сюда садитесь, - показал он Алеше на сундук.

Гости сели и с любопытством огляделись. Потом, неловко улыбнувшись, Коля спросил:

- Ты чего ж убежал, а?

Артемка нахмурился и отвернулся к окну.

- Обиделся, да?

Артемка молчал.

Алеша поднялся и положил ему на плечо руку:

- Не сердись, брат, на нас.

Артемка улыбнулся.

- Ну вот и хорошо! - обрадовался Алеша, глядя на Артемку своими ясными глазами. - Значит, мир? Экий же ты обидчивый! Немыслимо!

Артемку мучила одна мысль, и теперь он сказал:

- Послушайте, я спросить вас хочу. Вот вы тогда смеялись. Ну хорошо. А я так понимаю: сваха - это все равно что торговка. Правда? Я три раза читал «Женитьбу», и мне даже удивительно было, как эта Фекла на нашу Дондышку похожа.

- Ну и что ж? Что ты хочешь сказать? - не понял Коля.

- А то, что эту Дондышку я могу голосом так представить, что закрой вы глаза - и не узнаете, кто говорит: я или она. Вот пойдемте.

Артемка прикрыл дверь будки и повел гимназистов к рыбному ряду.

По обеим сторонам, перед мокрыми, посеребренными рыбной чешуей корзинками, сидели на маленьких скамеечках краснощекие бабы и зазывали покупателей.

- Вот она, - показал Артемка.

Толстая женщина, с таким лоснящимся лицом, будто оно было смазано розовым маслом, одной рукой держала покупательницу за юбку, а другой вытаскивала из корзины клейких бычков и сладким голосом уговаривала:

- Драгоценная моя, вы только посмотрите, это же не бычки! Разве бычки такие бывают? Это ж поросяточки! Тут весу в каждом по фунту. Это же сахар, рахат-лукум. Давайте вашу кошелочку. Полсотенки довольно будет? - И вдруг, побагровев от негодования, закричала вслед вырвавшейся женщине: - Жадюга кудлатая! Пойди, пойди, поищи дешевле!

- Фекла! - крикнул Коля убежденно. - Честное слово, Фекла!

Артемка опять привел гимназистов в будку и хитровато сказал:

- Закройте глаза.

Гимназисты послушно зажмурились. Минута прошла в молчании. И вдруг голос, точь-в-точь как голос Дондышки, нараспев затянул:

- Мадам, драгоценная моя, да вы же только посмотрите, что это за бычки! Это же не бычки, это же перепелочки, истинный бог - перепелочки.

Гимназисты открыли глаза и не мигая уставились на Артемку. А он сидел на корточках, вытаскивая из воображаемой корзины воображаемых бычков, и сладостно уговаривал:

- Какая же это рыба? Это мед, халва, рахат-лукум!

И, странное дело, Алеше и Коле казалось, что не только голосом, но и лицом Артемка был страшно похож на Дондышку, хотя у мальчика лицо было худое, со впалыми щеками, а у Дондышки щеки круглились, как свекла.

- Немыслимо! - пробормотал Алеша в совершенном изумлении.

Коля быстро сунул руку в карман, выхватил свернутую трубкой тетрадь и бросил ее Артемке.

- Что это? - одними губами спросил Артемка, бледнея в предчувствии нестерпимой радости.

- Роль Феклы! Бери!

Бывают дни, которые проходят, как минуты, и тонут в отжитом, не оставляя воспоминаний. Таких дней в Артемкиной жизни было много. Знал Артемка и другие дни, полные всяких интересных происшествий. Это большие дни, и их было мало, зато в памяти они сидели крепко, как железные гвозди в каблуке. Но длиннее всех были те дни, когда чего-нибудь ждешь, а сидишь без дела.

Вот и теперь: роль выучена назубок, заказчики, как назло, не появляются, а репетицию гимназисты назначили только на шесть часов. Такой день целого года стоит.