Эдуард Успенский - Школа клоунов. Юности честное зерцало. Письма ребёнку.

Был у нас ученик — Слава Качалов. Самый главный двоечник. Но очень способный вырезальщик. У него была мама. Несчастная женщина, замученная жизнью, мужем и сыном. (К тому времени Слава достиг двух метров роста и начал бриться.) И вот Слава решил ее обрадовать. Ко дню маминых торжеств он решил стать круглым отличником.

Он вырезал все свои двойки. Выкрасил их с обратной стороны чернилами и прилепил вверх ногами на прежние места.

А в это время директор нашей школы Петр Сергеевич Окунков делал прицел на несколько лет вперед — будут ли у него медалисты к концу следующей пятилетки. И если будут, то кто это? Он взял все классные журналы и стал смотреть.

Выяснилось, что Качалов — самый главный отличник среди восьмых классов. Надежда школы. Поэтому директор и заявил на общем школьном собрании:

— Равнение на Качалова!

Наш класс стал смеяться, а учителя поражались. Ведь с ним всегда мучения. Тройка для него — приятное событие. Ну, может, четверка. Ну бывает учитель в бреду, он и пять поставит. Но чтобы все учителя бредить стали?!

Взяли они журнал, стали рассматривать. Все честь по чести. Пятерки их почерками написаны. Но что-то не так. На свет стали рассматривать. Линзы взяли. А тут одна пятерка отвалилась. И все стало понятно.

Повели учителя большое следствие. Стали таскать учеников в учительскую и вести перекрестный допрос. И все окончательно раскрылось.

Влетело нам по первое число. Вызвали родителей, ругали их. Кое-кто из темных родителей нас отлупливал. Кое-кто воспитывал. Кое-кто, из самых светлых, просил свое искусство показать, чтобы кое-какие ошибки в документах или деловых письмах ликвидировать. А мы сделали два важных для себя вывода:

1. Любое дело, переходящее из искусства в массовое производство, рано или поздно погибает. Только глупый этого не понимает.

2. Если ты шагаешь «удачной» тропинкой, то будь настороже: а не стоит ли там в конце колотильщик с дубинкой.

После этого у нас началось увлечение пистонами, взрывами и шарахами.

Тогда еще вовсю была разрешена охота. И многие родители имели ружья и патроны. В патронах такие капсюли. Капсюль стоит на дне патрона. В нем немного какого-то взрывчатого вещества. Кажется, это гремучая ртуть.

Когда по пистону бьют, он взрывается и взрывает порох в патроне.

Берется такой капсюль, в него кладется немного хлеба жеваного или пластилина, и капсюль надевается на острие большого гвоздя. Гвоздь привязан к веревке, а еще лучше к резинке.

Если стать в подворотне и бросить гвоздь острием вниз, раздается жуткий грохот. А за резиночку поддернешь, и гвоздь в кармане.

Все увлеклись этим грохотанием. То в одном углу двора жахнет, то в другом шарахнет. Весь день так. Кто не знает, подумает, что во дворе бои идут. Время ведь послевоенное.

И в школе тоже жахали, и в классе тоже шарахали.

Был у нас в коллективе один лучший отличник Алик Муравьев. И вот однажды стоим мы в подворотне. Жахаем. Если какая старушка пойдет или другой человек не очень опасный, но очень интересный в смысле испугательности, мы как шарах. БАХ-БА-БАХ!

Человек как взметнется!

Знакомых ребят мы испугали. Дворничиху…

Знакомых ребят испугали. Дворничиху вогнали в ужас. Потом она, ругаясь, гоняла нас по двору лопатой.

И тут наш отличник Алик Муравьев берет самый мощный капсюль под названием «Жевило», надевает на гвоздь и готовится.

Дом наш был огромный. А школа была во дворе. И учителя и все школьное начальство из школы домой шли через эту самую подворотню.

Стояло нас там несколько человек. В том числе Герман Жаров — главный двоечник и нарушитель дисциплины. Очень стойкий в двойках и нарушениях.

И вот входят в ворота две какие-то дамочки. Алик как жахнет! Одна дамочка в обморок и к стенке прислонилась. А другая (это была Марьяна Яковлевна — наша классная руководительница) как прыгнет, как схватит Германа Жарова за рукав: