Из парадного вышла молодая худощавая жещина в шубке с черным барашковым воротником и в коротких валенках, в руке клеенчатая сумка с провизией. У Нади было узкое смуглое лицо, большой темно-красный рот, удлиненные глаза с тяжелыми веками, которые она держала полуопущенными. Она была совсем молодой, лет Игоря, но тяжелые глаза делали ее старше. «Это — характер, — решил я по первому впечатлению, — она знала, на что шла, но рассчитывает подчинить себе Игоря».
Игорь представил мне жену с наивной торжественностью. У Нади оказался очень тихий голос: при разговоре она поднимала тяжелые веки и смотрела в глаза собеседнику, скромно, но твердо, только скулы ее при этом краснели, выдавая застенчивость или гордость.
Фетисова мы забрали на выезде из города. Вот уже сколько лет я не мог представить его себе иначе, как в стеганом халате, или просторной байковой куртке, или мохнатом пальто-размахайке. Он признавал лишь широкую, не связывающую свободу движений одежду. А сейчас он с ног до головы был облачен в военную форму: от валенок, по-армейски подвернутых ниже колен, до треуха с вдавлинкой на месте бывшей звездочки. Его овчинный, некогда белый полушубок не сходился на нем, несмотря на туго затянутый ремень, и между полами торчал его живот, обтянутый ватником. За спиной у Фетисова — рюкзак, через плечо — планшет, неизвестно, для какой надобности, на тыльной стороне запястья — компас. Он в самом деле «вырос» из своей воинской одежды, но когда прошло первое, несколько смешное, впечатление, я увидел, каким он стал ладным и подтянутым, и впервые представил себе другого, не знакомого мне Фетисова, воина Отечественной войны.
Он не выспался, судя по набрякшим подглазным мешкам, но держался молодцом и даже укорил меня за опоздание. Я познакомил его с Игорем и Надей, присовокупив, конечно, что они молодожены.
— Доброе дело! — с чувством сказал старый холостяк.
Фетисов уселся, вернее, впихнул себя в машину рядом со мной, и мы тронулись.
— У меня девять удочек, из них четыре с мармышками, — сообщил Игорь Фетисову, — мотыля почти килограмм, четыре шумовки снимать сало, так что вы не беспокойтесь.
— Ну, порядок! — весело воскликнул Фетисов. Он, конечно, ничего не понял, но обстоятельность Игоря ему понравилась. Настолько понравилась, что он счел нужным высказать «молодому человеку» некоторые соображения о тех обязательствах, которые накладывает брак, о необходимости «строить жизнь»…
— Мы уже начали строить жизнь, — перебил его Игорь, одной из особенностей которого было совершенное неумение слушать отвлеченности. — Вчера мы ходили покупать Наде шубу. Надь, расскажи.
— Ты расскажи, — тихо попросила Надя.
— Пошли мы в магазин меховой, выбрали шубу. Надь, из чего она была?
— Из норки.
— Да, из норки. Красивая, две тысячи…
— Ого! — изумился Фетисов. — Вот это размах!
— А что такого? Она Наде идет. Правда, Надя?
Надя улыбнулась, наклонив голову.
— Надя в ней такая красивая, — продолжал Игорь, — на артистку похожа, правда! Но мы ее не взяли, а померили другую. Из чего она, Надь?
— Каракуль.
— Верно. Каракуль. Тысяча восемьсот пятьдесят. А мех более практичный. И Надя в ней еще лучше, строгая, на Анну Каренину похожа.
— Но это безумие — швыряться такими деньгами! — воскликнул Фетисов.
— Мы так и решили, — спокойно сказал Игорь, — и купили на толкучке за триста рублей вот эту, что на ней. Тоже очень хорошая шуба, почти не ношенная. А главное, Наде идет. Она в ней на себя похожа.
Фетисов посмотрел на меня и ухмыльнулся. Ухмылка его в равной мере относилась к Игорю и означала: ему пальца в рот не клади — и к самому себе: так тебе, дураку, и надо.
В дороге людям всегда лучше, когда между ними оказываются точки соприкосновения. Я сказал Фетисову, что они с Игорем в какой-то мере собратья по ремеслу. Заинтересованный Фетисов принялся расспрашивать Игоря о его работе. С обычной положительностью Игорь разъяснил Фетисову сложнейший процесс перевода рисунка или фотографии на фарфор.
— И выгодное это занятие? — спросил Фетисов.
— Не особенно. Расценки низкие, трудно с материалом.
— Хорошо тем, которые в крематории. Да, Игорь? — сказала Надя своим тихим голосом.
— Чем же хорошо? — испуганно спросил Фетисов.
— Они за тот же портрет берут втрое дороже, — хладнокровно пояснил Игорь. — Кто же станет торговаться, если это для покойника?
— Игорь изобретение сделал… — сказала Надя. — Да, Игорь?
Читать дальше