Александр Белоусов - Они не уйдут

Все чаще появлялся на реке статный офицер — комендант станции. Он останавливал легкие санки на крутом берегу и спускался на лед пешком. Там подолгу разговаривал с инженером, и выражение озабоченности не сходило с его лица. Было похоже, что день ото дня он нервничал все больше, хотя и не кричал, не выходил из себя.

Уже казалось, что до конца работы недалеко. Но, как на каждой стройке, все время случалось что-нибудь непредвиденное. Когда первая клетка дошла, по расчетам инженера, до дна, она почему-то продолжала погружаться и дальше. Промерив дно острыми щупами, инженер обнаружил довольно плотный нанос песка и глины. Клетка тонула в нем, а до настоящего твердого дна, до скального ложа Чусовой было еще далеко. Что поделаешь, пришлось наращивать верх ряжей, хотя это и грозило на добрый месяц отодвинуть окончание спешных работ.

Встревоженный инженер помчался на станцию к коменданту. Они о чем-то долго говорили, закрывшись. В ту же ночь старший офицер отправил боевой бронепоезд по ветке в Тагил, к Екатеринбургу, чтобы он смог хотя бы кружным путем пробиться к Перми. Однако с другими грузами, с сотнями вагонов, скопившихся на станции, он не знал, как поступить.

Взволнованным вернулся к себе с этой беседы специалист-инженер. Его пугала ледяная вежливость старшего офицера. Он прекрасно понимал, что этот бесстрастный служака может, не поморщившись и не чувствуя никаких угрызений совести, просто поставить его к стенке, если переправу так и не удастся наладить. Поставит не за то, что сорвется план пропуска грузов, а за то, что он, инженер, лично его обнадежил, а потом подвел и навлек на его голову гнев командования. Старшему офицеру надо будет оправдаться — и он сделает это, расстреляв его, инженера, взявшегося за работу.

Однажды, прийдя, как всегда, утром на реку, Коля увидел в толпе рабочих сутулую фигуру, знакомый красный шарф — это был помощник машиниста Ежова Мишка Костромин. Коля быстро протолкался к нему, смущенно поздоровался. Михаил казался усталым и постаревшим. Скулы на его лице и раньше выступали, а теперь их совсем обтянуло кожей. Щеки желты, как будто бы Мишка долго и тяжело болел.

— Где так долго был? — спросил Коля.

— Что рассказывать… — неохотно отозвался Мишка. — В Перми держали… А потом — там!

Мишка ткнул рукой в сторону заводского поселка, и Коля понял его. Там, на главной улице, стоял приземистый дом с каменным полуподвалом. Мастеровые старались обходить его стороной. Дом этот, принадлежавший раньше местному купцу, занимала теперь следственная комиссия белых. Редко кто, попав туда, выходил живым и здоровым.

Все мальчишки в поселке знали заводского мастера Фадеева. По улице за ним, бывало, бежала целая толпа ребятишек. А Фадеев шел, не глядя на них, тяжелый, квадратный в плечах, заросший бородой до самых глаз. Говорили, что у него вся изба устелена медвежьими шкурами — он был лучшим в поселке охотником, знаменитостью. И вот при белых Фадеев неожиданно стал главным в их следственной комиссии и помощников подобрал себе подходящих, легких на руку — Харузина и Бахтиярова, которые раньше служили в жандармских войсках.

— А дядя Костя? — спросил Коля.

— Он пока там…

Мишка рассказал, что состав с бойцами Кравцова они привезли в Пермь благополучно, но поздно — белые уже полностью овладели городом. Отряд, быстро покинув теплушки, сумел почти без потерь отступить от станции, а дядю Костю и Мишку белые сняли с паровоза и долго держали под следствием. Потом их перевезли в Чусовую — видно, для того, чтобы с ними разобрались на месте.

— Этого Харузина я на всю жизнь запомню, — закончил Мишка. — Вот он мне на прощание…

Мишка загнул подол рубашки и показал красную, рубцами вспухшую спину.

А еще через несколько дней работа на мосту для Коли неожиданно окончилась.

В то утро что-то особенно беспокойно вел себя инженер. Он еще и еще раз промерял глубину возле первого ряжа, который погрузился больше других. Обмерял бревна. Что-то писал в тетради, снова брался за мерку. Рабочие, знали, что его тревожило: вот уже который день наращивают эту клетку, а она все садится и садится, как будто у реки совсем нет твердого дна.

Потом Коля увлекся делом (Успенский велел ему разложить крепежные скобы по размерам), перестал следить за тем, что делается на реке.

А около полудня неожиданно раздались крики:

— Все к берегу! К берегу!

Бросали работу, спешили к берегу, где уже толпилась масса людей.