Валентин Берестов - Меч в золотых ножнах

Следы прошлого приведут вас к людям. А потом и к самим себе, к своим мыслям, к заботам своего времени.

И вот я стою на полу, где уже тысячу лет никто не стоял. Я не застал хозяина, но его вещи, иногда поразительно живые, обстановка, в которой он жил, и, наконец, облик дома дают представление о человеке. Оно похоже и не похоже на тот образ, что возник в моей фантазии при первом знакомстве с замком. Хорезмийские Дон-Кихот и Санчо Панса слились в одно лицо. И снова замок заставляет почувствовать характер человека.

Человек хорошо вооружен. Он держит в конюшне и рабочих лошадей, и того скакуна, что понесет его в бой. Вокруг замка лежат поля. Рядом канал. Хозяин, глава большой семьи, выделившейся из общины, вместе со своими домочадцами, зависимыми от него людьми и домашними рабами обрабатывает поля, чистит арыки. В руках у него кетмень, за поясом меч. Он - «дихкан». Это слово еще не означало «крестьянин». На заре феодализма оно звучало как титул, который носили даже цари. И он царь в своих узких владениях, он никому не даст себя в обиду. Он беден, но горд и уверен в своей силе. У него, может быть, истрепанная одежда, но он полон достоинства.

Рядом, в двухстах - трехстах метрах, высятся дома других вооруженных крестьян. Эти люди живут на равнине, но по своему характеру напоминают горцев. Донжоны похожи, скажем, на башни сванов.

Он, этот вооруженный земледелец, делает историю, и в то же время он игрушка в руках ее еще не познанных сил. Он смутно подозревает, но пока не верит, что его потомки снова попадут в кабалу, что именно к этому приведет его неутомимая деятельность, его мечта о счастье…

Он стал мне чем-то ближе и понятнее, когда я узнал, что планировка некоторых замков, в том числе двадцать восьмого, напоминает планировку старых узбекских и туркменских усадеб - хаули. И, значит, нынешние народы Хорезма - наследники этих людей.

Хаули с их декоративными зубцами и глиняными колоннами по углам (фортификация постепенно превратилась в декорацию) уходят в прошлое, как ушла ручная мельница и большая патриархальная семья, как ушел феодализм. Но то, что в современной жизни показалось бы отжившим, устарелым, для человека VIII века было открытием, новым шагом вперед. И нельзя не уважать его за это, нельзя не ставить его выше всех царей и героев древности. И стоит подымать горы земли, стоит кропотливо изучать каждую комнатку, каждую клетушку в его доме, чтобы до конца понять закономерности нового для того времени общества, чтобы воздать должное этому человеку и еще раз оглянуться на пройденный человечеством путь.

Замок, который мы раскапываем, делится коридором на две части. Двери, ведущие в комнаты. Открытый дворик. Возможно, здесь был навес - айван. VIII век нашей эры.

Усадьба, которую раскапывают в песках наши товарищи, делится коридором на две части. Двери, ведущие в помещения. Ямки от столбов. Здесь наверняка был айван. V век до нашей эры.

Колхоз имени Максима Горького. Дом шофера Джуманазара Байджанова. Длинный коридор, вымощенный кирпичом, делит его на две части. Двери, ведущие в комнаты. Стройные деревянные столбы поддерживают айван. Построено в прошлом году.

В крайней комнате на кошме, украшенной огромными цветными кругами, символами солнца, прямо под большой электрической лампочкой без абажура сидит этнограф Нина Лобачева и пьет чай из пиалы. Рядом туркменка, типичная туркменка, смуглая, худощавая, в малиновом платье, пестрых шароварах, в ушах большие серебряные серьги. Говорит по-русски, с певучими деревенскими интонациями. Зовут ее Татьяна Фроловна.

Входит Джуманазар. Большое красное лицо, прокуренные усы. Так изображают солдат-ветеранов на картинах из фронтовой жизни. На войне Джуманазар, наверное, выглядел иначе. Он ушел на фронт совсем юным. Защищал Ленинград, освобождал Украину, прошел с боями Австрию, Чехословакию, служил в Германии.

Жену вывез из Орловской области. Отпраздновали две свадьбы: там - русскую, здесь - туркменскую. Мать и старики туркмены говорили: «Татьяна у нас не приживется. Климат другой, язык другой, работа другая, еда другая. Одеваемся, готовим пищу, даже сидим по-другому, не как в России. Дай ей денег, домой отправь, подыщем тебе туркменку».