Бодлеры грустно посмотрели друг на друга. Они поняли, что пришло время наконец рассказать Кит Сникет всю историю, как она рассказала свою.
– Мы простим ваши неудачи, – проговорила Вайолет, – если вы простите нас.
– Мы тоже предали вас, – подхватил Клаус. – Мы были вынуждены сжечь отель «Развязка», и мы не знаем, удалось ли кому-нибудь спастись.
Солнышко сжала руку Кит в своих ладошках.
– Дьюи мертв, – сказала она, и все они расплакались.
Бывают такие слезы, и я надеюсь, вы еще с этим не сталкивались, когда плачешь не оттого, что испугался чего-то ужасного сию минуту, но из-за всего ужасного, что происходит вообще в мире, и не только с вами, но и со всеми, кого вы знаете, и со всеми, кого не знаете, и даже с теми, кого и не хочется знать, и эти слезы нельзя облегчить ни храбрым поступком, ни добрым словом, облегчить их можно, только если кто-то крепко обнимет вас, когда вы сотрясаетесь от плача и слезы катятся по вашему лицу. Солнышко крепко обхватила Кит, а Вайолет – Клауса, и с минуту четверо уцелевших продолжали плакать, и слезы катились у них по лицу и падали в океан, который иногда считают не чем иным, как вместилищем всех слез, пролитых за всю историю человечества. Кит и дети дали своей печали слиться с печалью всех утраченных ими людей. Они оплакивали Дьюи Денумана, и тройняшек Квегмайр, и всех своих товарищей и опекунов, друзей и союзников, и проступки, которые они могли простить, и предательства, которые смогли пережить. Они оплакивали все человечество, но главным образом бодлеровские сироты, конечно, оплакивали своих родителей, которых им не суждено было больше никогда увидеть, – это они теперь знали твердо. И хотя Кит Сникет не сообщила им никаких новых вестей о родителях, ее рассказ о Великом Неизвестном убедил детей в том, что люди, написавшие все главы повествования «Тридцать три несчастья», навеки канули в Великое Неизвестное и Вайолет, Клаус и Солнышко теперь уже навеки сироты.
– Перестаньте, – сказала наконец Кит, когда слезы ее начали иссякать. – Перестаньте толкать плот. Я не могу больше жить.
– Нет, мы должны продолжать жить, – возразила Вайолет.
– Мы почти уже на берегу, – добавил Клаус.
– Отмель затапливает, – проговорила Солнышко.
– Пускай затапливает, – отозвалась Кит. – Я больше не могу, Бодлеры. Я потеряла слишком много близких – родителей, моего любимого и моих братьев.
При слове «братья» Вайолет кое-что вспомнила и, сунув руку в карман, достала роскошное кольцо, украшенное инициалом «Р».
– Иногда потерянные вещи находятся в самых неожиданных местах, – сказала Вайолет и поднесла кольцо к глазам Кит.
Отчаявшаяся женщина сняла перчатки и взяла кольцо дрожащей рукой.
– Оно не мое, – сказала она. – Оно принадлежало вашей маме.
– А до этого оно принадлежало вам, – сказал Клаус.
– Его история началась еще до нашего рождения, – отозвалась Кит, – и продолжится после нашей смерти. Передайте кольцо моему ребенку, Бодлеры. Пусть он станет частью моей истории, даже если сразу осиротеет и останется один-одинешенек в целом мире.
– Он не останется одинешенек, – с возмущением возразила Вайолет. – Если вы умрете, Кит, мы вырастим вашего ребенка как своего.
– Лучшего я и желать не могу, – тихо ответила Кит. – Назовите новорожденного именем кого-то из ваших родителей, Бодлеры. В обычае нашей семьи давать ребенку имя кого-то из умерших.
– В нашей тоже, – сказала Солнышко. Она вспомнила, как отец сказал ей это, когда она спросила, как ее зовут.
– Наши семьи всегда были тесно связаны, – сказала Кит, – хотя нам и пришлось жить вдали друг от друга. Но теперь мы наконец вместе, как одна семья.
– Тогда давайте мы вам поможем, – сказала Солнышко, и Кит Сникет, всхлипывая и задыхаясь, кивком дала согласие, и Бодлеры принялись толкать громаду приоритетных вещей к берегу острова, куда в конце концов прибивает все.
В это время большая лодка исчезла за горизонтом, и дети в последний, насколько мне известно, раз бросили взгляд на островитян. Потом они уставились на книжный куб и попытались сообразить, каким образом раненой, беременной и отчаявшейся женщине удастся перебраться в безопасное место, чтобы родить ребенка.
– Вы можете спуститься вниз? – спросила Вайолет.
Кит помотала головой.
– Больно, – сказала она хриплым, сдавленным голосом.
– Мы можем отнести ее, – предложил Клаус, но Кит снова покачала головой:
– Я слишком тяжелая. Вдруг вы меня уроните и ребенок пострадает?
Читать дальше