В. Козлов - Орлята [Рассказы о пионерах-героях]

— Вроде тихо.

Из ближайшей избы выглянула старуха. Ошеломленно уставилась на алые звезды на броне и алые звездочки на шлемах.

— Что, бабушка, глядишь? Не узнаешь? — ласково спросил старшина.

Старуха всплеснула руками.

— Родименькие! Да отколе ж вы взялись? Неужели конец супостату? Конец проклятому? — она заплакала, засморкалась в старый серенький выцветший передник.

— Еще не конец, бабушка, но скоро будет. Немцев в селе много?

— Нету… Набегають, изверги. Поберут чего под руку попадет. Все в лесу прячем. Да разве всю жизнь в лесу упрячешь? На вас надежда, солдатики.

— Не сумлевайся, — строго ответил старшина.

— Чичас я, чичас, — старуха торопливо ушла в избу, вернулась с глиняной крынкой. — Пейте вот. Молочко. Пейте, родимые. Чай, вам на войне не густо перепадает молочка-то попить!

— Какое уж там молочко! — старшина махнул рукой и засмеялся, но крынку взял, отпил несколько глотков.

В это время к танкам подбежала девчушка. И откуда она взялась? Серые глаза смотрят твердо. Губы плотно сжаты. Резиновые сапожки заляпаны грязью. Из-под по-цыгански пестрого платка выбилась светлая-светлая, будто соломенная, прядь.

— Товарищи! Уходите! Вас окружают! Там — фашисты!

— Где!

Девушка показала рукой на избы, где виднелся крутой спуск в овраг, заросший ольшаником.

— Уходите быстрее!

— Спасибо, сестренка! — старшина сдвинул клочкастые брови. — Сейчас мы их стеганем!

Он захлопнул люк. Взревел мотор. Танк пробежал по улице, потом развернулся, вспахав гусеницами землю, и ринулся через огород вниз, в овраг. Алеша быстро и точно повторил маневр старшины.

Фашисты не ожидали нападения. Они ползли навстречу танкам. Потом вдруг, увидев перед собой тяжелые лязгающие, будто зубы неведомого чудовища, гусеницы, повскакали и бросились врассыпную. Но было уже поздно. С обоих танков ударили пулеметы…

Когда танки, прочесав ольшаник, выбрались из оврага на деревенскую улицу, Алеша краем глаза заметил на перекрестке ту самую девчушку. Она стояла прямо в луже, простоволосая, и махала ему своим пестрым головным платком.

Обер-лейтенант достал из металлического портсигара тоненькую сигаретку, хрустнул зажигалкой, пустил струйку вонючего дыма.

— Так это ты предупреждал этот танки об наш передвижений?

Перед ним стояла девочка в резиновых сапогах, заляпанных грязью. С плеча ее свисал пестрый платок. Она молчала, но молчание это не раздражало обер-лейтенанта, потому что в душе он испытывал радость оттого, что остался жив. Это был такой кошмар, когда танки повернули и ринулись прямо на них! Еще несколько минут — и его солдаты забросали бы эти танки бутылками с напалмом. И он мог бы пристрелить танкистов в тот миг, когда они стали бы выскакивать из горящих машин! Собственноручно! И получил бы крест, и стал бы героем. Но русские напали первыми и сорвали всю операцию. А все-таки чертовское везение: танки могли бы проутюжить его в лепешку…

Странные люди — эти русские. Такая маленькая, а молчит.

— Тебя как называют?

Девочка отвернулась и посмотрела куда-то в угол.

— Я спрашивайт: тебя как называют?

Девочка молчала.

— Я буду тебя повешать, — улыбнулся обер-лейтенант и пустил струйку вонючего дыма ей в лицо.

Девочка поморщилась.

Обер-лейтенант посмотрел в окно. На улице стояла телега, и несколько солдат складывали на нее убитых, как бревна.

— Я достоправильно знаю, ты русских предупредила. И я буду тебя повешать. Тебе не есть страшно?

Девочка шмыгнула носом и вдруг засмеялась тихонько.

От этого смеха обер-лейтенанту стало жутко, будто не ее, а его сейчас повесят. Даже мурашки по спине пробежали.

— Gehangen! — крикнул он солдатам, которые привели девчонку и стояли возле дверей. — Am schnellsten! [10] Повесить! Как можно скорей!

Они схватили девочку за руки, вытолкнули из избы на улицу и зашагали по дороге: девочка — посередине, солдаты — по бокам. У одного из них была веревка, которую он прихватил в избе.

По бледно-голубому небу летели клочки облаков, легкие, быстрые. Куда? Где прольются они холодным осенним дождем? Может быть, пролетят над Невой, над родным домом?

Густая грязь на дороге была нарезана кирпичиками. Скоро вся наша земля покроется такими кирпичиками. Они пойдут, наши танки, наши люди. Они пойдут на запад и будут идти до тех пор, пока не прогонят с родной земли всех фашистов.

Придорожные березы бросали ей под ноги листву. Листва была желтой-желтой, и на каждом листике были видны тоненькие жилки. Она старалась не ступать на них, чтобы не помять и не запачкать.