— Здравствуйте! Как это вы…
Домна Федоровна придвинула табуретку. Поблагодарив, он сел и не спеша оглядел каждого по очереди.
— Посмотрю, что у тебя тут за народ, — сказал он. — Жаль, электричество твое плохо работает, лиц толком не вижу. — И он подвинул коптилку на середину стола.
— И нам вас тоже не видно, — сказала Лена, — по я вас все равно узнала.
— И я тебя узнал. Ты ко мне Васю привела и потом его домой проводила. Верно я говорю?
— А как вас зовут? — вместо ответа спросила Лена.
— Зовут… Ну, зовите меня Степаном Ивановичем, а теперь скажите, зачем вы тут допоздна засиделись? Как будете возвращаться?
— А вы сами зачем поздно ходите? — спросила Лена.
— Ух, язык твой! — прошипел Володя Лагер. — С кем говоришь?
Но Степан Иванович не рассердился. Он сказал:
— Да, язычок… Но делать нечего, отвечу. Я к вам попал поневоле — надо было уйти от патруля. Часа полтора пролежал в овражке, потом решил завернуть сюда. Я ведь хату эту давно знаю… И кто в ней бывает, мне тоже известно. Но так поздно — это не дело. Изловить вас ничего не стоит. У меня-то выхода нет… Я должен переждать, а потом до рассвета к своим добраться. А вам-то попусту рисковать зачем?
— Постойте, ребята, — вдруг сказала Надя, — а как же Костик?
— Что Костик?
— Как что? Он видел Степана Ивановича, может проболтаться. Маленький ведь.
— А где он, Костик?
— Вот он, вот он, ваш Костик, — сказала Домна Федоровна.
Мальчик спал на Васиной кровати, раскинув короткие ножки и уткнувшись лицом в цветную наволочку.
— Ну до чего ж умный мальчик! — сказал Толя Цыганенко.
Толя Прокопенко ничего не сказал, а только скромно улыбнулся, словно это похвалили его.
— Степан Иванович, а может, и вы приляжете? Уснете на часок? Я вас разбужу.
— Спасибо, — ответил гость, и ребята услышали, что голос его звучит устало: — Не откажусь.
…Пока он спал — только голову на подушку положил и уснул, — ребята уселись еще теснее. Помолчали. И вдруг Вася сказал:
— Вот кто похож на моего Карова! Мой Каров — как он: высокий, а глаза синие. Ну, в точности!
— Каров? Кто такой?
И Вася стал рассказывать про Карова. Как ни трудно, как ни тяжело жилось Васе, а своего друга он не забывал. Сейчас Каров был в партизанском отряде. Дома он оставил старую мать и сестру Марийку. Марийку полицай выдал немцам, и ее угнали в Германию. По темному лесу Каров пробирается в село, где находится немецкий штаб. Он подкрадывается к освещенному окну и видит: в комнате сидит тот самый полицай, который выдал Марийку. Эх, хорошо бы бросить гранату! Но сорвать задание нельзя: он послан в разведку…
Вася умолк. Дальше он не успел придумать.
— Слушай, — говорит Лена, — пускай Марийка из плена убежит, придет обратно в село, а потом Каров возьмет ее в партизанский отряд.
— Разве легко убежать? Вон Таня Метелева не вернулась!
— Ну, а Борис убежал ведь?
— Что ж ты равняешь их? Марийке четырнадцать лет, у нее ни сил, ни смелости не хватило бы.
Но Лена не сдавалась:
— Нет, тогда давай так. Она потому не может убежать, что с ней подруга, а подруга больная. Вот Марийка и не может ее оставить. Ну, вот шли бы Надя с Олей. А Оля захворала. Надя ее разве оставит?
С того вечера Каров прочно вошел в жизнь ребят, и его судьбу решал уже не один Вася, а все вместе. И никто не помнит, кому первому пришла эта мысль, но они решили дать своему отряду имя Карова: Каровский союз пионеров (по-украински — «Каровська спилка пионерив»), сокращенно — КСП.
Партизан, назвавший себя Степаном Ивановичем, передохнув и простившись с ребятами, снова неслышно ушел в темноту.
С того дня все изменилось. Ребята не знали, откуда, в какой день и час появится он в следующий раз. Но он приходил опять и опять — в Галину хату или к Носаковым. Вася передавал ему оружие и патроны, добытые у врагов, а взамен получал последние сводки, принятые партизанами по радио с Большой земли. Ночью ребята наклеивали их на деревья, заборы, раскладывали около хат.
И с некоторых пор покровчане приметили на листовках печатку «КСП». Что она означала — никто не знал. Но ею были подписаны все листовки.
Тихий свист. Осторожный, чуть слышный. Он доносился из кустов, росших по склону ближнего оврага.
— Эй, хлопчик, поди сюда! — негромко позвали из кустов.
Толя Прокопенко осторожно раздвинул ветки. Перед ним стоял незнакомый человек лет сорока, бородатый, худой, с глубоко запавшими глазами на бледном лице. Одной руки у него не было, болтался пустой рукав. Голова обвязана тряпкой, одежда изорвана, ступни босых грязных ног опухли, и на них запеклись бурые пятна.
Читать дальше