Сначала тряпкой стирал, потом промокашкой. Весь чернилами перемазался, но все-таки стер. Нинка видела, но ничего не сказала.
Может быть, завтра что-нибудь скажет?
На окнах новые занавески. На подоконниках расставлены букеты цветов, а в коридоре на полу улеглись ковровые дорожки и яркие солнечные квадраты.
У десятиклассников сегодня выпускной вечер.
Но это Светланы совершенно не касается. Пока.
За распахнутым окном стоит тишина. У молоденькой листвы в школьном саду еще не хватает сил шелестеть по-летнему. Лето в этом году запоздало.
Пускай. Пусть оно не очень спешит, это последнее школьное лето…
У дверей библиотеки, на четвертом этаже, Светлана увидела Клашу Матвееву. Клаша стояла, держа под мышкой толстую книгу, и смотрела на Светлану исподлобья.
— Клашка, ты зачем в школе?
— Книгу вот принесла сдать, — нехотя ответила Клаша, — да библиотека закрыта.
— Так иди домой. Потом придешь, сдашь.
Клаша прислонилась спиной к стенке и сказала:
— Нет уж, я дождусь.
Светлана сунула ей в лицо красную гвоздику.
— Вот. Выпала из букета. Стебелек отломился. Пахнет?
— Нет, — мотнула Клаша головой. — Не пахнет. Светлана вздохнула и пристроила гвоздичку в волосах над ухом.
— А я цветы десятому «Б» относила. Они еще вчера заказывали. Для учителей. Я в каждый букет побольше цветов насовала. А мама увидела, все букеты растребушила и по-своему сама их уложила. Обидно! Ведь для наших же учителей!
— А ты бы с ней поругалась.
— А я не ругаюсь с мамой.
— Зря.
— Почему ты не любишь мою маму, Клашка?..
Клашка презрительно дернула плечом.
— Вредная ты, Клашка, — сказала Светлана. — Не хочу с тобой больше разговаривать.
Она круто повернулась и пошла по коридору к двери, не оглядываясь на Клашу.
Разговоры с Клашей кончались почти всегда одинаково…
— Клашка противная! — сказала Светлана матери, вернувшись домой. — Я сейчас с ней опять поругалась.
Мать оторвалась от работы.
— Помнишь, Света, в четвертом классе я просила учительницу рассадить вас по разным нартам? Почему же вы потом опять сели вместе?
— Не знаю, — пожала плечами Светлана. — Привыкли как-то.
— Кушай пирог, Светик. Еще не остыл, теплый.
— Уже спекла? Когда же ты успела?
— Успела. Я и насчет дачи сегодня уже успела договориться. Недалеко от Гурзуфа. Хозяйка здешняя. Тетя Мария ее хорошо знает. У тебя будет отдельная комната. Отдохнешь по-настоящему.
— А ты?
— У меня же работа. Я уж как-нибудь потом.
Мать поступила работать надомницей в какую-то артель. Шьет что-то странное, непонятное, черного цвета. Платья не платья, халаты не халаты. «Это такие спецовки», — пояснила Светлане мать.
— Знаешь, мама, а Клашка едет в пионерский лагерь. На месяц. Работать вожатой. Говорит, что будут платить настоящую зарплату.
— Ну и пускай едет.
— А если мне тоже туда?
— Ну вот! Выдумала! В последнее-то лето! Хватит того, что месяц на заводе моталась. Десятый класс на носу, а она: «Вожатой поеду!» Придумала!
— Не еду, не еду, не еду! Где пирог?
— В кухне. На подоконнике, под платком.
Светлана прошла в кухню.
Здесь на столе лежал огромный букет белых роз.
— Мама! — позвала Светлана. — Мама!
Мать сейчас же появилась на пороге кухни.
— Ну зачем ты прибежала? Зачем прибежала? — заворчала Светлана. — Могла бы ведь и оттуда ответить, ведь правда? Я просто хотела спросить, кто это такой большой букет заказал? Наверно, певец какой-нибудь на гастроли приехал, да? Или свадьба?
Мать покачала головой.
— Нет. Это я для тети Марии приготовила. Сейчас отнесу. Боюсь, осыпаться начнут.
— Давай я отнесу, — предложила Светлана.
— Ты уж отдыхай. Я сама.
— Вот еще! Должна я тебе в конце концов помогать или нет? Ведь должна, да?
Светлана завернула букет в чистый лист бумаги и вышла на улицу.
Улица глухая, окраинная. Здесь не шумят трамваи и автомашины. И большой завод с гулкими цехами, куда собирается идти работать после школы Клаша Матвеева, далеко отсюда. На другом конце города…
Тетя Мария жила в собственном деревянном домике. Домик стоял в Глебовом овраге. Это была отмирающая часть города: новых домов здесь не строили, а старые сносили.
Когда зимой над городом бушевали метели, здесь, в овраге, было тихо. И летом сухие ветры проносились над городом, не заглядывая в овраг.
Зато весной, когда начинал таять снег, весенний поток стремительно несся по дну оврага, грозя затопить отжившие свой век домишки.
Читать дальше