Алина Бронски - И про тебя там написано

— Достал, — сказала она. — Но надо идти.

— А порядок навести?! — воскликнула я.

— Ну мы же договорились. Когда будем жить вместе, я буду готовить, а ты — убирать, — сказала Петровна.

Но потом она все-таки сжалилась: материной пижамной рубашкой в микки-маусах вытерла плевки теста с мебели и с пола и только после этого ушла.

Эх, рано я радовалась. Я-то надеялась, что моя история на том и закончится. Петровна переписала ее заново. Пусть это далось ей нелегко, но она сумела вписать туда себя, а меня отпустить на свободу. Однако скоро стало понятно, что мои надежды не оправдались. За три недели до пикника Петровна разругалась с Яспером и сложила с себя всякую ответственность за его дальнейшую судьбу.

— Ты уж меня прости, — сказала она мне, — но у меня передоз его ухмылочек. Если еще раз увижу, как он лыбится, я за себя не отвечаю. Не могу больше о нем говорить, а тем более думать. Пожалуйста, даже не упоминай о нем при мне.

— Но у нас же был совсем другой план! — в ужасе запротестовала я. — Ты не можешь так со мной поступить!

— Я не могу ничего поделать со своими чувствами, — сказала Петровна. — Я сделала все, что могла. Ты ему ничего не должна. А уж я и подавно.

— Ты в этом уверена?

— Нет. Мне просто все равно.

— А если он умрет?

— Если столько лыбиться, он и в сто лет будет живехонек, — в сердцах ответила Петровна. — Да и вообще, вся эта катавасия с укусом даже в книжке выглядела неправдоподобно.

Вот только меня это почему-то не успокаивает.

— Ты меня часто предавала, но так — еще никогда, — сказала я.

— Ты это столько раз говорила, что уже начинает надоедать, — отозвалась Петровна.

Для пикника, на который собрался весь класс, мать нарезала морковку и огурцы и приготовила что-то вроде фасолевого пюре. Я наотрез отказалась брать все это с собой, но она только пожала плечами. В последнее время мать вообще постоянно в хорошем настроении. Может, чего принимает? Или в ее жизни действительно появился тот самый мужик из книжки.

На трех расстеленных на траве скатертях оказалось много годной еды. Петровна принесла роллы с овечьим сыром, очень вкусные. Кроме того, были пироги, салаты и свежий белый хлеб. Родители кучковались в сторонке, а класс постепенно отдрейфовывал и от скатертей, и от надзора взрослых. Фрау Майер, подлечив нервы, вернулась к нам, и ей подарили цветы от родительского комитета. За какие заслуги — так и осталось загадкой. Возможно, за то, что у нее хватило мужества вновь приблизиться к нашему классу.

Моя мать беседовала с отцом Петровны, который теперь носил не только толстые очки, но и весьма примечательные усы. Из нагрудного кармана у него торчали вилка и шариковая ручка. Сама Петровна очень быстро исчезла. Поди, удрала куда подальше — в другой парк, в другой мир. Она заранее ныла, что на пикнике Яспер будет все время мозолить ей глаза. На почве расставания у нее у самой развилась аллергия — на бывшего бойфренда.

Я бы охотно потусила с народом. Но приходилось сидеть на траве рядом с Яспером. Он лежал на спине и смотрел в небо. С тех пор как Петровна его бросила, он перестал ухмыляться. Рядом с ним расположился пес, которого я время от времени гладила. Я прекрасно отдавала себе отчет в том, что все, кто видит эту картину, думают о нас всякую ерунду. Яспер не хотел со мной разговаривать, даже смотреть на меня избегал. Наверное, я напоминала ему о Петровне.

Я злилась на Яспера: еще и куксится, Ромео несчастный. С другой стороны, так проще было за ним следить: он лежал на одном месте, а не слонялся туда-сюда, как все остальные.

Больше я ничего не могла для него сделать. Теперь мне это стало совершенно ясно. Я не могла изменить себя, не могла прорвать рамки сюжета, кто бы этот сюжет ни придумал. Я не могла заставить Петровну его полюбить. И не могла заставить саму себя перебороть свои чувства. Я могла быть только самой собой — и больше никем.

За все это время я отогнала от него трех ос и пять пчел. Когда Яспер потянулся за куском арбуза, вокруг которого вился целый рой насекомых, сердце у меня остановилось. Один раз я даже смахнула какую-то жужжащую скотину с его рукава. Он отшатнулся, и я почувствовала, что краснею.

Все косились на нас и посмеивались — немного добродушно, немного ехидно. Отец, явившийся без Алисии, зато с тремя коробками шоколадных конфет, периодически мне подмигивал. Мои родители беседовали как добрые знакомые — по крайней мере так это выглядело со стороны. Возможно, обсуждали, что теперь, когда он наконец нашел квартиру побольше, я смогу проводить у него каждые вторые выходные.