Сергей Покровский - Пестрый и Черный [Рассказы]

Егорка поднял ружье и прицелился. Дятел быстро запрыгал вверх по стволу и вдруг громко застучал носом по дереву.

— Ну, и сукин ты кот, — засмеялся Егорка. — Только пороху на тебя жалко тратить. А то уж разодолжил бы я тебя.

Егорка опустил ружье и начал потихоньку подходить к дереву, на котором сидел Долгоносый. Губы его шептали самые кровожадные ругательства, но все лицо его расплывалось в широчайшую улыбку, и глаза щурились от удовольствия и смеха.

Тут только дятел соблаговолил, наконец, обратить внимание на опасного двуногого великана с смертоносным оружием в одной руке и теплым трупом зайца в другой.

Но, заметив опасность, он не обратился в немедленное бегство. Он только в несколько скачков перебрался на ту сторону дерева, которая не видна была человеку, и ловко спрятался за ствол от страшных глаз врага всех птиц, зверей и зверушек.

Впрочем, через секунду он выставил уже голову из-за дерева и стал с любопытством выглядывать оттуда. Егорка сделал еще шаг вперед. Дятел спрятался снова, но сейчас же выглянул с другой стороны.

Эти ухватки были так уморительны, что Егорка громко засмеялся и махнул на Долгоносого ружьем.

Наконец, дятел решил, что шутки становятся слишком подозрительными, и потому он сорвался и с звонким криком полетел прочь.

Егорка вскинул ружье и прицелился. Но стрелять было все равно бесполезно, так как между охотником и птицей все время находился ствол дерева, на котором перед этим сидел дятел.

Егорка свистнул ему вдогонку и опять зашагал домой.

— Ну и ловкач, — бормотал он себе под нос. — Не боится ничего, но и в руки не дается. Ах, ты, шельмец, шельмец — одно для тебя прозвище существует.

Еще недели две постояла крепкая стужа, от которой сжимались и крякали стволы осин.

Было тихо, безветрено, солнечно и морозно.

Над избой лесника на поляне дым по утрам поднимался столбом кверху. Стекла в окошках обросли ледяною коркой. Лес стоял белый от инея.

Долгоносый, однако, не думал унывать и только усерднее работал на своей кузнице.

Он держал себя хозяином леса. Громко покрикивал, перелетая, и неутомимо осматривал каждое дерево.

Ему было тепло на зло сердитой зиме и он ни в чем не нуждался.

Вдруг погода переменилась. Небо затуманилось, солнце исчезло за тучами. Зашевелились верхушки берез. Дым от трубы понесло к северу и в воздухе сильно и сразу потеплело.

Пришел юго-западный ветер с метелью и снегом. Снег валил пушистыми хлопьями и налипал на деревья с южной стороны.

Потом закапали капли с еловых ветвей и началась оттепель.

В лесу как-то все переменилось. По иному зашептались деревья. По новому, по веселому завозились синицы и на высокой сосне закурлыкал ласковым голосочком старый ворон, вдруг ощутивший нежность к своей черной супруге.

Раз, когда дятел вылетел утром из своего ночлежного дупла, он увидел на кустах стайку птичек, которых уже давно не видно было в лесу.

У них были черные головки и розово-красные перья на грудках. Они прыгали и по веткам, и по снегу, и что-то искали в нем своими короткими толстыми носами.

По временам звучно раздавалось их негромкое «дьюи-дьюи» и они неторопливо перелетали с одного куста на другой.

Это были снегири, которые уже начали свое возвращение к северу.

В этот день Долгоносый встретил еще других птичек, которые так же, как и снегири, пробирались понемногу домой к архангельским лесам. Они были серенькие с розоватыми грудками и красными перышками на темени. Это были самцы чечеток, усевшихся на ветках березы.

Теплый ветер пригнал с юга этих маленьких птичек, так же, как он пригнал серые тучи, из которых теперь падали пухлые снежинки.

На другой день стало теплее и оттепель усилилась.

Долгоносый проснулся рано и вдруг всем существом своим понял, что зима подходит к концу.

Впрочем, он не думал об этом. Он ни о чем не думал. Но всем своим тельцем ощутил он такой прилив жизненных сил, сердце его так часто забилось, грудь задышала так глубоко, так весело сверкали его зоркие глаза, что он не мог усидеть спокойно в своем темном дупле. Бойко выпрыгнул он наружу и тут же должен был зажмуриться. Солнце пронзило вершины деревьев своими радостными лунами. Оно заливало белые стволы берез ликующим светом, а снег после мрака его гнезда казался таким ослепительно ярким, что на него невозможно было смотреть.

Долгоносый порхнул на соседнюю сосну, бойко запрыгал по ее красноватой коре и винтом начал подниматься кверху. Порой он останавливался и начинал крепко стучать носом.