Сергей Семенов - Антошка и журавли [сборник]

И он поднимал живот, хлопал по бокам руками и никак не мог удержать выступавшие на глазах слёзы. В погоню он не мог уехать и не мог сообразить, что ему теперь делать: горе окончательно затуманило его голову и помутило ум.

— Ведь он родной мне был, кровный, родной! Как же это его увели у меня? — лепетал Макар, и голос его прервался от приступавших всхлипываний.

Дичок был вторая из украденных у Макара лошадей, ещё молодая и очень любимая и им самим и всей его семьёй.

От роду Дичку было лет пять с половиной. У Макара он был уже года четыре. Купил его Макар на втором году и вот при каких обстоятельствах.

Однажды, также осенью и в праздничный день, в семье Макара сели ужинать. Время было не очень позднее: только что убрали, скотину и подоили коров.

Ужинать торопили девка и сам Макар. Девка — затем, чтобы поскорей идти на улицу, а Макару нужно было идти сушить овин…

Только было уселись за стол и старуха подала было чашку щей, как дверь отворилась, и в неё вошёл высокий, неуклюжий мужик, с другого конца деревни, Яков Ильин. Помолившись богу, мужик проговорил:

— Хлеб да соль!

— Просим милости!

— Кушайте на здоровье!

Мужик сел на лавку, почесал в затылке и, обратившись к Макару, проговорил:

— А я, брат, к тебе!

— Что такое?

— Я видел, ты раз летом с реки бодягу [2] Бодяга — водяное растение, которым излечивают кровоподтёки, ссадины. нёс; не дашь ли мне, пожалуйста, щепоточку?

— На что тебе?

— Да что, шут её побери-то, беда случилась!

— Какая такая?

— Да жеребёнок парню ногу расшиб в самой коленке! Раздуло, посинела вся: парень на крик и кричит!

— Ишь ты, грех какой! — сказала жена Макара. — Как же это он ему подвернулся?

— Как подвернулся? Нечаянно. У нас ведь нешто лошади! Не лошади это, а дьяволы, уж такой анафемский покон [3] Анафемский покон — проклятая порода. !

— Чем же? — проговорил Макар. — У тебя, кажись, кобыла хорошая…

— Хорошая в работе, — сказал Яков, — тягущая и сильная, а характером чёрту сестра… Чуть маленько оплошаешь, живым заест. Вот и жеребёнок в её задался, да не первый такой, а третий. Тех из-за характера сбыл, этого пустил, — ну, думаю, последыш, може, посмирнее будет, выращу кобыле на смену, ан, вишь, и этот такой!

— Что ж он, лягается, что ли?

— И лягается, и кусается, всем берёт!.. К себе не подпустит, вот какой, окаянный!

— Ишь ты! — проговорил Макар и замолчал. Хлебнув щей, он проговорил — Ладно, я бодяги-то тебе дам…

— Дай, пожалуйста, а то просто беда! Парень измучится совсем.

Поев наскоро, Макар вылез из-за стола, сходил в горенку, принёс щепоть бодяги и, отдав Якову, стал объяснять, как её употреблять. Яков слушал Макара внимательно, хлопал глазами, но, видимо, ничего не понимал. Макар заметил это, сразу оборвал объяснение и проговорил:

— Да постои, я сам пойду погляжу, какой ушиб-то, и сделаю, что надо.

— Пойдём, пожалуйста.

Макар оделся, они вышли из избы и направились вдоль деревни.

Подходя к дому Якова, Макар вдруг услыхал за воротами, внутри двора его, какую-то возню, звонкие удары по чему-то и бабье взвизгиванье: «Вот тебе, вот тебе, вот тебе, идол!» Когда они вошли в калитку и Макар взглянул во двор, то увидел, что Соломонида, жена Якова, держала в поводу обротанного [4] Обротанный, оброть — пеньковая конская узда без удил, с одним поводом для привязи. полуторагодовалого жеребёнка и здоровою палкой лупила его по чём попало. Жеребёнок рвался, метался, бросался во все стороны, но баба крепко держала за повод и немилосердно тузила его. При виде мужиков баба бросила палку, сняла обротку, жеребёнок рванулся в сторону и ударился боком о забор так, что сейчас же отскочил от него, как мяч, и не удержался на ногах. Потом он быстро вскочил снова на ноги, сделал круга два по хлеву и, забившись в угол, остановился там, дрожа всем телом и пугливо всхрапывая. Макару стало жалко его.

— За что ты его? — спросил он бабу, приподнимая шапку.

— За парня проучила, — проговорила, еле отпыхиваясь, баба, — не будет другой раз лягаться, пёс… Ах ты, сокрушитель этакий!

— Так его и надо, озорника! — одобрил бабу Яков. — Он скоро всем проходу не даст! Такую замычку [5]взял, ни на что не похожее. Корму задаёшь и то боишься, как бы не саданул. Приложит уши и глядит!

Макар ничего не сказал. Они вошли в избу. Парень сидел около стола и, придерживая рукой ушибленное место, раскачивался всем туловищем и тихо стонал. Макар недолго думая начал растирать ему ушибленное место бодягой.