Василий Подгорнов - Тропинки в волшебный мир

За свою жизнь деду Никите много раз приходилось брать по дуплам пчел. Опыт был. Но сейчас он готовился особенно тщательно. Ведь предстояло взять дикарей, которые во много раз злобивее одомашненных пчел, и повадки у них особые. Старик выбрал самую большую и крепкую роевню — лубочную коробку с сеткой, в которую предстояло загнать дикарей. Наточил топор, столярную стамеску, приготовил длинную веревку, вычистил от нагара дымарь, достал с омшаника самые мягкие сухие гнилушки для дымаря.

Дед Афанасий сколачивал две лестницы в одну.

Вскоре на пасеку пришел Ваня Курочкин, одетый в старую отцовскую стеганку и зимнюю шапку.

— Ты что, один? — спросил его дед Никита.

— Ребят дома не пустили на ночь глядя.

— А тебя? Небось без спросу ушел?

— Не! Мамка сама пустила. Я уговорил ее. Ведь интересно посмотреть, как вы будете пчел вынимать.

— Интересно-то интересно, а не боялся один-то лесом идти? — спросил явно удивленный появлением Вани дед Афанасий.

— А кого мне бояться? Ведь светло еще…

— А вдруг волчишка бы встретил?

— Теперь не зима, — вступился за Ваню дед Никита, — какие теперь волчишки. Сейчас их захочешь, да не увидишь.

В лес пошли далеко до заката солнца.

— Там все засветло надо приготовить, — говорил дед Никита. — В темноте-то дров на костер не наберешь.

Шли молча. Тяжело нагруженным было не до разговоров. Дед Афанасий, согнувшись в три погибели, волочил лестницу. Ваня Курочкин — роевню и корзину с гнилушками. Дед Никита был тоже нагружен достаточно.

Добравшись до места, сели отдохнуть. Дед Никита, набив свою трубочку, стал ходить вокруг липы, что-то прикидывая в уме. Афанасий растянулся на молодой травке и, потягиваясь, восхищался:

— Хорошо-то как!

— Это верно, что хорошо, — согласился с ним дед Никита, — только отдыхать-то нам, други, некогда. Эту семейку взять мудрено. Главное, липу губить нельзя.

Немного отдохнув, взялись за дело. Ваня пошел собирать валежник для костра, а старики принялись за пчел.

Дед Никита развел дымарь, надел на лицо сетку и полез по лестнице к щели, служившей пчелам летком.

Обычно на пасеке, стоит только пчеловоду пустить в леток улья несколько клубов дыма, как пчелы успокаиваются и меньше жалят. Происходит это вот почему. В давние времена, когда пчелы жили в дуплах деревьев, их очень губили лесные пожары. У пчел выработался инстинкт: малейший запах дыма считать стихийным бедствием. Сразу же, как только появится в улье дым, пчелы бросаются к своим медовым запасам и набирают полные медовые зобики меду. Этого запасу им хватает дней на десять. Это связано с тем, что, дескать, если улей сгорит, то с запасом меда можно лететь всей семьей куда угодно и устроиться на новом месте. Когда пчелы наберут полные зобики меда — им трудно, почти невозможно жалить. Ведь чтобы кого-нибудь ужалить, пчеле нужно согнуть брюшко, а переполненный медовый зобик не позволяет ей это сделать. На этой биологической особенности построена работа пчеловода. Когда ему нужно посмотреть улей, он, прежде чем открыть крышку улья, сначала пускает в леток несколько клубов дыма, а потом уж спокойно разбирает гнездо.

Так решил поступить дед Никита и здесь, но сильно просчитался. Если одомашненные пчелы почти ежедневно встречаются с дымом и древний инстинкт у них не только не погас, а, наоборот, закрепился, то у дикарей он почти пропал. Ведь лесные пожары в наше время — не такое уж частое явление, особенно в средней полосе России. Да если иногда и случится пожар, то не всегда он пройдет именно там, где живут пчелы. Поэтому дикари совершенно отвыкли от дыма, и когда дед Никита пустил в щель несколько клубов, то дым не только не вызвал у дикарей панического страха, как при пожаре, а, наоборот, лишь раздразнил их. Вместо того чтобы броситься к медовым запасам, дикари набросились на старика. Они ожесточенно жалили деда Никиту в руки, забивались под одежду. Пришлось ретироваться. Старик сбросил на землю дымарь, а вслед за ним и сам кубарем скатился в траву. Но дикари не оставили его и на земле. Ежась, словно от ожогов, дед Никита побежал кустарником дальше в лес, отмахиваясь от наседавших на него пчел.

За вечер старик еще раза три пробовал подобраться к пчелам, но они всякий раз ловко «ссаживали» его, едва он достигал гнезда.

— Придется ждать ночи, — вытирая со лба пот, сказал он, устало опускаясь на землю. — Запаливай, Ванятка, костер!

Где-то за озером опустилось солнце. По лощинам поплыл белесый туман. На лес опускались сумерки. В ближнем осиннике звонко переговаривались дрозды, укладываясь на ночь. Недалеко над прошлогодней порубкой протянул первый вальдшнеп. Пчеловоды вслушивались в замирающие звуки леса и нетерпеливо ждали ночи.