Алексей Мусатов - Стожары. Повесть

- Нет, - покачал головой Санька, - ее Федя спас. Пусть он подносит.

- И совсем не я, а дедушка, - смущенно отказался Федя.

- Что еще за счеты! - остановил их Захар. - «Коншаковка» сама за себя голос подаст. А если цифирь какая нужна, у Маши все записано.

Маша протиснулась вперед, раскрыла свой дневничок и скороговоркой принялась высчитывать, сколько зернышек было посеяно на клетке N 5, сколько взошло, сколько стебельков погибло от стихийных бедствий - в эту графу у нее попали и град, и жук-кузька, и Долинка, по недосмотру забежавшая на участок, и Санька с Петькой - и, наконец, сколько колосков сохранилось и принесло урожай.

Кругом засмеялись:

- Это счетовод! Свела баланец! Нам бы такого в правление.

К мешку один за другим подходили бригадиры, звеньевые, колхозницы, бережно брали на ладонь по щепотке зерна - такого тяжелого, так напоенного солнцем, словно земля отдала ему все тепло и свет, поглощенные ею.

- Золотая пшеничка! - почтительно говорили люди.

- Богатый хлеб!

- Сила!

И так же бережно ссыпали зерно обратно в мешок. Только бабка Манефа, подув на зерно, отправила его в рот.

- Что ты, бабушка! - кинулась к ней Маша. - Целый гектар загубила! - И, услышав смех, заспорила: - Ну да, гектар! Егор Платоныч помните с чего начал? С трех колосков.

Но бабка ничего не слышала. Закрыв глаза, она долго жевала пшеничные зерна, потом громко причмокнула языком, облизала губы и истово перекрестилась:

- Слава тебе… Дожили до белых пирогов.

- Ну что ж, ребята… - Татьяна Родионовна оглядела стоявших у порога детей. - Превеликое спасибо от колхоза. И вам и Захару Митричу. Доброе вы зерно вырастили. Принимаем его в сортовой фонд… Заприходуй, Клаша, - кивнула она счетоводу, - трудодни молодым колхозникам начисли, премию, все как полагается.

- Зерно под номером пойдет или заименуем как? - спросила Клаша.

- Есть уже название… лучшего не придумаешь, - сказал учитель: - в честь Егора Платоновича Коншакова.

Хорошо спится на рассвете! Катерина подошла к кровати и тронула Саньку за плечо. Но сон еще крепко держал мальчика: Санька мычал, натягивал на лицо одеяло, яростно отбивался ногой. Катерина решила было не будить мальчика так рано, но потом вспомнила, какой сегодня день, и вновь наклонилась над ним.

- Вставай, сам же просил разбудить… На Старую Пустошь выходим.

Санька открыл глаза, огляделся и сразу вскочил на ноги. Он тоже все вспомнил. В эти дни, когда по всему району начался подъем запущенных земель, их колхоз решил наконец взяться за Старую Пустошь. Вот почему сегодня стар и млад двинулись к Старой Пустоши.

В первые дни колхозницы срывали кочки, засыпали землей ямы, рытвины, корчевали кустарник. Мальчишки свозили валежник и хворост в огромные кучи и разжигали костры. Длинные языки пламени взвивались высоко к небу и завывали, точно сердитые псы.

Санька с Федей с таким усердием орудовали около костров, что лица у них покраснели, как у кочегаров, волосы пропахли дымом, подпаленные брови и ресницы закурчавились и на рубахах от стреляющих из костров угольков появились дырочки.

Затем на расчищенную Старую Пустошь выехали пахари.

Саньку по-прежнему тянуло к коням.

Как-то раз он встретил при въезде в деревню подводу, запряженную Муромцем. На ней ехала Анка Спешнева, возившая молоко в город вместо Евдокии Девяткиной.

Заунывно скрипели немазаные колеса, вовсю трезвонили жестяные бидоны, но сонная, разомлевшая от жары возчица ничего не замечала.

Санька остановил Муромца, потрогал упряжь, растолкал Анку:

- Смотри: седелка на боку, дуга завалилась. Колеса скрипят, на сто верст слышно. Разве так стожаровские ездят? Да я бы сквозь землю со стыда провалился!

- Тоже мне наставник! - фыркнула Анка.

- Наставник не наставник, а требует по делу, - подошла Татьяна Родионовна. - Ты, Нюра, нашу колхозную марку не порочь. Народ знаешь как судит: какова упряжь, таковы и хозяева… Ну-ка, Коншаков, покажи, как с лошадью нужно управляться.

Санька быстро перепряг лошадь, выровнял дугу, поправил седелку, туго затянул чересседельник.

- Картинка! - похвалила Татьяна Родионовна. - Вот что, Саня: зайди-ка вечерком в правление… Поговорить надо.

Медленно тянулось время в этот день. Саньке даже казалось, что солнышко решило совсем не закатываться и светить до нового утра. Наконец стемнело. Отказавшись от ужина, Санька полетел в правление. У крыльца постоял немного, отдышался от бега и в контору вошел неторопливым, степенным шагом.